О готическом стиле написано уже столько, что его давно воспринимают как данность, как нечто само собой разумеющееся. А между тем это одно из выдающихся достижений человечества. Со времен самых первых попыток цивилизованной жизни выразить себя в архитектуре – взять хотя бы древнейшую пирамиду в Саккаре – человек мыслил любое строение как некую опирающуюся на землю тяжесть. Он покорно принимал материальную природу своего творения, а если и пытался преодолеть ее посредством пропорций, цвета и драгоценных камней, всегда наталкивался на ограничения, вызванные проблемами устойчивости и веса. Вес всегда пригибал его к земле. Но с изобретением готического стиля (опорных столбов в виде пучка колонн, разветвляющихся в вышине на ребра свода или стрельчатой арки) камень становится словно бы невесомым – невесомым выражением человеческого духа.
По той же причине у человека появилась возможность окружить свое пространство стеклом. Сугерий пошел по этому пути, чтобы наполнить светом храмовый интерьер, но затем ему пришло в голову использовать застекленную поверхность в эстетических и дидактических целях, причем зрительское впечатление от витражных панно благодаря игре света было несравненно сильнее, чем от матовых стенных росписей. Мне кажется, мысль Псевдо-Дионисия о постижении божественного через материальное, через чувственное восприятие, как нельзя лучше воплотилась в Шартрском соборе. Когда обводишь взглядом витражи, окружающие тебя со всех сторон, пронизанный их светом воздух словно дрожит и мерцает, и этот поразительный эффект достигается на чувственно-эмоциональном уровне восприятия. Что касается иных уровней, то уяснить развитие сюжетов на многочисленных витражах, даже если в руках у вас схема-подсказка, составленная знатоком иконографии, очень непросто; и я сильно сомневаюсь, что богомольцы начала XIII века были настолько сведущи, чтобы расшифровать все представленные здесь истории. Но мы знаем и другое: знаменитый фриз Парфенона, когда он занимал свое первоначальное положение[26], был практически невидим. Нам остается признать, что человек неутилитарной эпохи, охваченный неким всепоглощающим чувством, готов совершать поступки и создавать произведения ради них самих – или, как сказал бы такой человек, во славу Божию.
Шартр – это зримый символ первого великого пробуждения европейской цивилизации. Вместе с тем это мост между искусством романским и готическим, между миром Абеляра и Фомы Аквинского, миром неуемной любознательности и миром системы и порядка. Следующие века – эпоха Высокой готики – будут отмечены великими свершениями, великими памятниками архитектуры и философии. Но все они стоят на фундаменте XII века, который задал импульс европейской цивилизации. Наша интеллектуальная энергия, наша связь с великими мыслителями Древней Греции, наша способность идти вперед и меняться, наша вера в то, что красота ведет к Богу, наша способность сострадать, наше ощущение единства христианского мира – все это и многое другое появилось в те удивительные сто с небольшим лет между освящением церкви в аббатстве Клюни[27] и воссозданием Шартрского собора[28].
3. Рыцарская романтика и реальность
Итак, мы с вами в мире готики – в мире рыцарских добродетелей, куртуазности и культа прекрасной дамы; в мире, где серьезность переплетается с игривостью, где даже война и богословие становятся подчас азартной игрой; в мире, где архитектура достигла невиданной ни прежде, ни потом экстравагантности. После героических попыток XII века предложить новые универсальные принципы гармонии искусство Высокой готики может показаться вычурным и помпезным – «показным расточительством», если воспользоваться выражением Веблена[29]. Но эти же столетия подарили человечеству таких титанов духа, как Франциск Ассизский и Данте. За прихотливостью готической фантазии проступает острое – причем двуплановое – чувство реальности. В Средние века люди видели все очень ясно и при этом верили, что все видимое – не более чем символы или знаки некоего высшего, идеального порядка, который и есть подлинная реальность.