Человек — это обременение биомашины.
Люди не нужны. Но людей не избежать, увы. Человеческое не нужно. Человеческого можно избежать — найти биомашину без человеческого, или просто вывести человеческое из биомашины.
В человеке, как и в машине, можно выделить аппаратную и программную части; врожденное и приобретенное.
Специалист может быть и программным — бывает, человеку достаточно что-то выучить, прокачаться, чтобы стать специалистом.
Но максимальный эффект может быть только у аппаратно-программного специалиста — когда знания налагаются на врожденную мозговую прошивку.
Именно взаимодействие программного и аппаратного, софта и харда создают синергический эффект умножения способностей.
Специалист с хардом и софтом в любом случае будет эффективнее специалиста только с софтом. И если специалистов с хардом и софтом достаточно, и специалистов требуется немного, то специалисты только с софтом становятся не нужны. А это уже отбор на уровне биологии.
«Видеть музыку», «чувствовать цифры» — это происходит на максимальном уровне способностей, близком к аутическому. Это подтверждает идею, что одни способности создаются из других и за счет других. Аутизм — это в большинстве случаев не суперспособности, которые есть и которые крайне редки, это обычные способности, которые утрачены.
Чтобы проинсталлировать специалисту софт, он должен обладать общечеловеческими, универсальными качествами — самоконтролем, интеллектом, запасом энергии (для управления своим собственным мозгом). Эти общечеловеческие качества снижаются в количественном плане по мере развития цивилизации. Они относятся к качеству и противоположны высокой вариабельности специалистов, которая всё время растет. Это снижение к концу цивилизации становится её проблемой. Т. к. система инсталляции — универсальная — оказывается тоже в некотором роде аппаратной и утраченной. В конце цивилизации талантливые люди еще есть, но использовать их не получается.
Как появляется система-машина? Люди пишут инструкции. Эти инструкции являются программами. После этого люди начинают исполнять программы. Это и есть машина. А чтобы программы исполнялись, делается репрессивная машина, у которой тоже своя инструкция-программа.
Слово «машина» широко и давно употребляется для человеческих групп, сведенных к машине. Например, «военная машина».
Военная машина времен наполеоновских войн визуально виделась, как множество плотно стоящих людей, выполняющих программу вообще и отдельные команды в частности. Из человеческого у этих людей может быть только негативный момент — страх. Так что человеческое в этой машине было лишним, чисто обременением. Военные технологии всегда были передовыми, и война оказалась одним из первых процессов, отчужденных от человека-участника. Человек уже не воюет, он выполняет функции детали военной машины. Он обычно даже не видел врага. Большинство потерь в последних войнах было от артиллерии.
Люди придумывают программы-алгоритмы, делят алгоритмы на простые алгоритмы, прописывают эти простые алгоритмы в головы людей, люди исполняют алгоритмы; и так работают большие машины, или распределенные машины. По сути это то же функционирование, что у насекомых. Люди исполняют свои маленькие алгоритмы, но они не знают о том, что они части, что они детали большого алгоритма. А потом люди, придумавшие большой алгоритм, исчезают, если они вообще были, и алгоритм просто исполняется.
Программа пишется для социальной машины, и социальная машина создается этой программой — и еще волей. Люди, которые пишут программу, на самом деле не думают, что они пишут программу. Они вносят усовершенствования в систему организации жизни. Они пишут инструкции, которые со временем становятся традициями. Они пишут инструкции для борьбы в мире сражающихся наций; но эти же инструкции могут наносить ущерб биологическому качеству нации. Что-то лечится — что-то калечится; поскольку рекомбинации. Когда инструкции пишутся, этим ущербом пренебрегают. А потом написанное становится базой, поверх которой пишутся уже новые инструкции. Есть основные принципы, которые не просто работают, но под которые люди так или иначе перестраивают организацию своей жизни. Например, «оптом-дешевле». И это становится главной управляющей инструкцией для всех. А кто писал эту инструкцию, кто ее запускал на исполнение? А никто. Эта инструкция происходит из чистой закономерности.
Со временем утрачиваются и большие смыслы, и маленькие смыслы. Остается инерция. Остается административный аппарат, который вроде бы работает. Люди ругаются, но сделать ничего не могут. Они даже не могут понять, что в работе хорошего и что плохого. И не понимают это до того, как сами деградируют настолько, что хорошее и плохое уже не отличают.