Цивилизация Потопа и мировая гибридная война

— У нас есть задача «оцифровать» Россию и избавить мир от этой вечной словесной путаницы, которая отсюда исходит. Вы сами однажды сказали, что там, где кончается Россия, начинается Царствие небесное. «Оцифровав» Россию, мы «оцифруем» Царствие небесное и вернем в основание мира не мнимое Слово, а безусловную Цифру, как и было задумано Господом. «Оцифровав» Царствие небесное, мы «оцифруем» Господа, вырвем его из зыбкого невнятного Слова и вернем в абсолютную Цифру. (…) Непостижимое в Слове, становится постижимым в Цифре.

* * *

Итак, речь идет о подмене божества, о борьбе разных сущностей, одна из которых претендует занять место Бога. Это делает цифровую тему у Проханова однозначно эсхатологической. В романе оцифрованные люди распознаются Полуверцевым по едва заметным шестеркам — у одного из них он замечает на лбу крохотное клеймо «6», у других видны татуировки шестерок за ушами, у третьего меж бровей «открылась малая скважина, уводящая в непроглядную бездну».

Проханов описывает причудливую трансформацию Петербургского экономического форума в мистерию глобального цифрового заговора. В ходе форума происходит оцифровка художников, героев и мыслителей — их превращение в «одинаковых клерков». Однако в России идет негласная борьба с этим заговором. Русская контрразведка, как будто иронизирует Проханов, запретила управленцам Петербурга думать, чтобы их не могли оцифровать враги. Но главная борьба разворачивается вокруг попытки Моргулиуса и его приспешников залучить на свой форум Президента и подвергнуть его «цифровой казни» — так метафорично определяет писатель идею оцифровки верховной власти, за которой должна последовать «цифровизация» всей страны.

Для Полуверцева эта борьба становится смыслом жизни. Он предупреждает Президента об опасности, пытается его спасти. Его вера в Президента связана с пророчествами святых о явленном по молитвам старцев царе: «Первым возвестил об этом Иоанн Крестьянкин в Псковско-Печерском монастыре. Когда Президент приехал к нему, они затворились в келье и час говорили. Когда Президент покинул монастырь, отец Иоанн вышел к монахам и сказал: „Благодарите Бога, отцы. Теперь у России есть царь, и я могу с легким сердцем отойти“. Пропел: „Ныне отпущаеши раба Твоего“ — и умер. Афонские старцы принимали у себя Президента и узрели в нем Царя. „Теперь, говорили они, у России есть царь, он вернет России былое величие, восстановит ее пределы, утвердится на Босфоре и Дарданеллах, освободит из плена Великую Софию Константинопольскую. Его радениями, с Божьим покровительством, свет православия просияет по всей земле. Церковь молится о нем и ждет часа, когда в Успенском соборе Кремля Патриарх венчает его на царство“».

Апогей романа и его финал чем-то напоминает финал набоковского «Приглашения на казнь». Полуверцев поднимается во весь рост, ломает сценарий Моргулиуса и, вместо того чтобы включиться в оцифровку Президента, стряхивает морок наведенной цифровой реальности и переходит в инобытие, возвращаясь к своему Небесному Отцу (сливающемуся в его сознании с погибшим отцом земным). Цифровики в ужасе растворяются, их призрачная сущность оказывается иллюзией.