Цивилизация Просвещения

На другом полюсе — те же проблемы: XVIII век умножил и сделал доходными сенсорные усилители XVII века, извлек из них выгоду. Конец XVII века оставил в наследство монстров из числа рефракторов и телескопов, которые столетие усилий постепенно позволило приручить. Астрономия первой половины XVIII века оставалась астрономией ближайшей части Солнечной системы, то есть астрономией рефракторов. Телескоп (как и задуманный Декартом рефлекторный микроскоп) упирался в проблему зеркала. Таким образом, в первой половине XVIII века все свелось к телескопам Грегори: эти салонные игрушки не принесли астрономии никакой пользы. Открытие в Новом свете платины, которая дает легкоплавкий и хорошо полируемый сплав с латунью, позволяло сделать шаг вперед, но все упиралось в цену. Ее практическое применение стало возможным только в 1786 году благодаря Кароше. «К середине века обсерватории стали оборудоваться телескопами Шорта. Шорт изготавливал их на протяжении более чем двадцати пяти лет — с 1732 по 1768 год». Телескоп Шорта — это телескоп Грегори, увеличенный настолько, чтобы быть пригодным для нужд научного наблюдения.

Можно было бы продолжить. Изучение природы требует средств, стремления к точности, отказа от приблизительности. Два урока наглядно демонстрируют работу сенсорного усилителя. Подшипник был освоен в районе 1680-х годов. Восемнадцатый век не вносит никаких новаций, он постепенно одомашнивает фантастическое устройство, оставшееся ему в наследство от века семнадцатого. Восемнадцатый век — это век вспомогательных деталей для сенсорных усилителей XVII столетия; до второй четверти XIX века не появляется ничего принципиально нового. Это замедление идет скорее на пользу. Наука XVIII века была не в состоянии освоить и объяснить в соответствии со схемами механистической философии всю информацию, получаемую благодаря сенсорным усилителям. Вспомним, что объем информации изменяется в зависимости от квадрата разрешающей способности микроскопа. Закон сенсорных усилителей может быть сформулирован именно в таком виде. В то время как их реальная эффективность растет в арифметической прогрессии, количество сообщаемой ими информации — в геометрической. Отсюда преклонение 1680-х годов перед микроскопом: Левенгук обращался с ним слишком искусно. Сложности с оптическими устройствами позволяют наверстать упущенное — благодаря или вопреки прогрессу вспомогательного оборудования в первой половине XVIII века. После 1750 года тенденция сменяется на обратную. Потребности науки постепенно догоняют возможности сенсорных усилителей. Об этом свидетельствует скорость, с которой распространяются усовершенствования. С 1770 года под давлением спроса темп совершенствования деталей резко ускоряется. К моменту инструментальной революции, начавшейся после 1825 года, рынок буквально задыхался. Таким образом, оптические устройства в XVIII веке в полной мере сыграли роль множителей информации.

Таковы в общих чертах «механизмы» «множителя» знаний на нескольких основных направлениях. Они опираются на человека, на численность населения, на рост продолжительности взрослой жизни, на первичную ликвидацию неграмотности, на образование второй ступени, на органы восприятия и мысли, на прогресс технических средств, поставленный на службу письменного языка, вплоть до увеличения в сотни и тысячи раз объема информации, получаемой благодаря оптическим устройствам — главным усилителям восприятия. Без этого окружения, отчасти полученного, отчасти рожденного потребностями механистической философии, искания разума остались бы незаметными. Столь долгий обходной путь был необходим, чтобы в итоге выйти к чему-то существенному.

К 1680 году изменения продолжаются в лидирующем секторе механистической революции — математике — ив строении вселенной, то есть в астрономии; 1675 год — скорость света, точные размеры Солнечной системы. До Уильяма Гершеля (1738–1822), этого Левенгука неба, астрономия улучшенных рефракторов была астрономией Солнечной системы. Изменения, инициированные Гершелем, длились с начала XIX века вплоть до red-shift[70] Хаббла (1925) и нашествия радиотелескопов (1962–1963).

Благодаря Рёмеру и Пикару взрыв замкнутого аристотелевского космоса перестал быть умозрением, он стал числом. Вычисления 1670-х годов знаменовали собой первый этап экспериментальной астрономии. Рубеж 1675 года mutatis mutandis в истории практической мысли соответствует июлю 1969 года: просто был достигнут предел. Но этот предел стал отправной точкой: Ньютон строил свои расчеты на основе этих данных. От интуитивного представления о метеорах до реальности 1675 года прошло меньше сорока лет — но, наверное, вся тысяча для мысли и еще больше — для чувственного восприятия. Ведь именно на чувственное восприятие сознательной элиты республики ученых блистательные расчеты 1670-х годов повлияли в наибольшей мере.