В библиотеке из воздуха – то есть, из портала, конечно – появилась стайка ведьмочек – старшекурсниц. Щебетали они, кажется, об артефакторике. Надо же, как по заказу! План в моей голове созрел моментально.
Я снял флер и встал так, чтобы они меня заметили.
Ворон наблюдал за мной слишком давно, он бы удивился, подойди я к девушкам сам. Но всё выглядело так, словно у меня просто «сбойнуло» заклинание, как говорят демоны. Неопытный дурачок из Средних миров не удержал флер, какой… идиот! И я по-прежнему смущался, когда волшебницы окружили меня – а они окружили, уж это я умел. Мой навык спутника не работал, похоже, на одной Алие, а эти девицы уже через полчаса готовы были прыгнуть ко мне в постель, все одновременно, если угодно.
Виета уселся в дальнем углу читального зала, где нас было хорошо слышно и видно, но я постарался о нём забыть. Девушки говорили об артефакторике – я же мог сыпать комплименты легко, совершенно не задумываясь. А в это время изучать какие угодно книги, хоть про сны, хоть про ментальную магию. Ворон не стал бы заклинать меня в присутствии стольких зрителей. Я был в совершенной безопасности.
Через два часа я выработал стратегию и обзавёлся десятком приглашений в спальню, «когда ты, юный мастер, будешь свободен».
Мне даже было приятно снова почувствовать себя привлекательным. Удивительно: обычного страха перед юными аристократками я не чувствовал. А ведь они все как на подбор были из высшей нуклийской знати, в чём немедленно признались. Может потому что в моих мыслях уже сидел Криденс с его семьёй интриганов?
Или Алии удалось излечить меня от этого недуга?
Прощаясь с девушками, я точно знал одно: флирт – это не так уж страшно. Я никогда его не полюблю, как Сэв, например. Но пугаться женщин, наверное, больше не буду.
А ещё: Криденсу сегодня придётся оставить меня в покое раз и навсегда.
За обедом Нил сухо поинтересовался, нашёл ли я в библиотеке то, что искал. Потом опять предложил помощь, но я лишь с беззаботной улыбкой покачал головой. У меня всё отлично. Как может быть иначе?
На самом деле всё отлично, конечно, не было.
Магия похожа на уравнение с множеством переменных. То есть, на задачу, но в сухом остатке, на бумаге, это всегда формулы. Я знаю, очень многие волшебники со мной не согласятся. В мемуарах нуклийских Повелителей магию представляют и как краски, и как нити, и даже как вязальные схемы. Шутка нашего сознания: магия настолько необъятна, что человеческий мог пытается, как может, её упростить. И представляет как что-то лёгкое, удобное именно нам.
Я вижу заклинания как геометрические фигуры и шнуры… Или провода. А Шериада однажды призналась, что магия для неё – музыка, а заклинания – партитура.
Но универсальным языком считаются цифры, так нас учат в Арлиссе, хотя ни один волшебник не настаивает на однозначном восприятии колдовства. Другими словами, теоремы, как в школе, писать на доске не заставляют.
Схемы – другое дело, но отнюдь не каждое заклинание можно воспроизвести пентаграммой. Они просты, проще уравнений, поэтому нам их показывают первыми.
Я ещё в первый месяц, дурея от невозможности наколдовать хоть что-то, залез в магию цифр. И вздохнул с облегчением: этот язык я знал. Нет, мне не всё было понятно, и да, пришлось как следует потрудиться, чтобы хотя бы освоить азы, зато дальше… На бумаге теормагия перестала представлять для меня неразрешимую проблему. Правда, только на бумаге.
Зато теперь я мог колдовать.
Магия сложна ещё и потому, что нет универсальных заклинаний. Каждое приходится подстраивать под волшебника. Наверное, это похоже на творчество: Тина как-то сказала, что несмотря на общие правила, картина, бывает, не получается. Вроде бы всё учёл, всё знаешь, но… Не идёт.
С магией так же. Нужна хоть капля нового, что-то только твоё – чтобы подействовало. Банально, например, в схеме это может быть кровь. Или крючок, который рисуешь в «сердце» только ты. Рисуешь и знаешь, что он должен там быть.
К вечеру я составил в блокноте такое уравнение, которое при большой-пребольшой удаче сработает и против того, кому Криденс прикажет на меня напасть, и против самого Ворона.
Но всё это лишь на бумаге.
Урок Байена ещё никогда не был таким долгим и скучным.
- Демон не будет ждать, когда ты опомнишься и перестанешь витать в облаках, мальчишка! – ворчал учитель, наблюдая, как я черчу пентаграмму на клочке пола, который еле-еле удалось освободить от чьих-то костей, клочков кожи и прочего мусора.
- Надо будет – подождёт, - пробормотал я, с трудом пытаясь сосредоточиться. В моих мыслях царил Криденс.
- Что ты сказал? – удивился Байен.
- Ничего, учитель. – Я поставил в «сердце» точку и привычно вытер руки о платок. Тот весь уже был в моей крови.
- Как же вы все начинаете дерзить, когда только-только добиваетесь малейшего успеха! – Наставник изучал мою работу так, словно перед ним была не пентаграмма, а несвежий труп. Впрочем, судя по состоянию его кабинета, Байен вряд ли морщился при виде трупов. – И всех вас это губит. Помяни моё слово, мальчишка, ты ничем не лучше других.
- Вас тоже?
- Что?