Цвет ночи

Он выносил меня из библиотеки, преодолевая распахнутые двери, тихо, без остановки, произнося моё имя. Голосом, наполненным тревогой и беспокойством. Тьма и боль крепко сковывали меня, и мне с трудом удавалось уцепиться за проблески реальности, хватаясь за его полушёпот.

Мгновение спустя, когда мои плечи соприкоснулись с некой твёрдой прохладной поверхностью, у меня, наконец, получилось приоткрыть глаза.

Я смотрю на бежевый потолок; тени от зажжённых свечей скользят по изображениям ангелов в облаках, под лучами солнца, и бога, того самого христианского бога, единого, из мира яви, который протягивает ко мне руки. Вздрагивая, распахиваю глаза пошире и замечаю настенную лепнину, каменные перила балконов, и верхушку алтаря. Приподнимаю голову и пытаюсь привстать на локти — оглядываясь, понимаю, что нахожусь в замковой часовне, лежу на деревянной скамье.

Гай прикладывает тёплые ладони к моим щекам, и заглядывает в глаза.

— Что произошло? — спрашивает он.

— Я уснула, — шепчу, морщась от боли в голове.

— Нет, ты упала в обморок, — говорит Гай, проводя по моему затылку. Затем смотрит на собственные пальцы. На них нет моей крови.

— Возможно, — соглашаюсь я, понимая, что вряд ли уснула на ходу.

Гай отстраняется от меня и меряет оценивающим взглядом.

— Говори, что с тобой такое, — произносит он. — Ян говорит, что ты странная в последнее время.

Я удивляюсь. Яну, и правда, кажется, что я стала какой-то другой? Он заметил это? Но он ничего у меня не спрашивал. Зато, видимо, делился своими мыслями об этом с Гаем.

— Я вижу сны, — признаюсь я.

— Какие именно сны? — Густые каштановые брови Гая сходятся на переносице.

Снова потирая голову, я поправляю свои растрепавшиеся волосы. Боль начинает отступать, и я принимаю сидячее положение.

— Я думала, что они о том, чего никогда не было, — говорю я, и мой голос разносится эхом по пустой часовне, отскакивая от её каменных стен. — Но они о том, что было. Как воспоминания, только не мои собственные, а чужие. И некоторые из них правдивы. Некоторые из них на самом деле происходили: со мной и с другими.

— Ты спрашивала меня о снах, я помню, — задумчиво говорит Гай. В то же время нотки его тона наполняются подозрением. — О чём они?

— О вас… о ней, — молвлю я, понижая голос, имея в виду Алену, но не произношу её имени вслух, осознавая нереальность сказанного, своих безумных предположений, ощущая себя глупо. Но устоять уже не получается, и мой страх уступает место любопытству. — Скажи мне правду, Гай. Если бы они хотели, то уже признались бы.

— О чём? — удивлённо переспрашивает он.

— О том, что я — это она в прошлой жизни, — шепчу почти беззвучно. — Если я — это и есть она, то скажи мне. Никто кроме тебя не скажет.

— Кто? — уточняет он, делая вид, что не понимает.

И я озвучиваю свою идею, уже не кажущуюся мне абсурдной.

— Алена.

— Что-о? — протягивает он. — Ты что-то придумала? Почему ты вообще до сих пор думаешь о ней?!

— Я вижу сны с её участием, — объясняю я. — Вижу в них её и вас. Точнее — нас.

Часовня наполняется чужим голосом, проникновенным, бестелесным и неживым. Протяжное призрачное эхо следует впереди него.

— Что значит ты видишь сны об Алене? — настойчиво спрашивает Константин, призывая меня к немедленному ответу.

Я пугаюсь от неожиданности. И потому, что впервые слышу от него этот ледяной безжалостный тон. В дверях появляется его силуэт — чёрный, окутанный веянием смерти и могильного холода. И в этот момент, я наконец, полностью прихожу в себя.

Не знаю, почему я видела то, что видела. И почему упала в обморок несколько минут назад. Я ударилась и еле удерживала равновесие, продолжая сидеть на скамье, обернувшись на дверь.

Я почти была уверена, что я Алена. Нет. В данную секунду я была в этом убеждена. Это было странно, но это было так. Я всегда не доверяла собственной интуиции, но теперь должна была это сделать. Да, мне было страшно. Но я должна была с ним поговорить. С Константином. Ведь он и Алена… Он и… я? У меня кружилась голова, от травмы или от переполняющих голову мыслей.

— Я вижу подобные сны постоянно, с момента, как попала в навь. Там мы, то есть — вы сидите на берегу широкой реки в человеческом мире.

А что если я и есть Алена? Этот вопрос уже некоторое время крутился в моей голове, робкий, но навязчивый. Да, звучит странно, безумно, глупо. На первый взгляд. Но пора уже признать: каждая вещь, которая здесь, в нави, интуитивно кажется мне самой абсурдной и которую я отметаю, в конечном итоге оказывается правдой.