Цвет твоей крови

Дверь трапезной я нарочно оставил нараспашку, чтоб вовремя услышать нежеланных визитеров – а кто еще мог сюда заявиться, кроме ватаков, полных здесь хозяев? И я услышал, как открылась выходная дверь – ее рванули на себя так, что она стукнула о стену, как раздались громкие, уверенные шаги людей, ничуть не скрывавшихся, – и снова такими могли быть только ватаки. Правда, те, что валялись сейчас в прихожей, ступали гораздо тише, и отнюдь не оттого, что таились, просто их поступь была по-кошачьи мягкой, почти бесшумной. Но откуда мне знать, что так ходят все ватаки?

Я прижался к стене так, чтобы меня не увидели из коридора, приготовился приложить секирой первому, кто сунется… и тут же ее опустил. В дверях стояла… Алатиэль, с мечом в опущенной руке, уставилась на жалкие обломки Моста с неописуемым выражением лица – глаза стали огромными, сразу и не поймешь, то ли она сейчас захохочет, то ли зарыдает в три ручья…

Я встал перед ней и сказал, отчего-то почувствовав себя глупо:

– Вот так…

Других слов отчего-то не нашлось.

– Костатен… – почти прошептала она. – У тебя получилось…

– Получилось вот, – сказал я. – Убери меч, а то порежешься…

В другой ситуации – я ее уже немного узнал – в ответ на такую реплику обязательно последовало бы сердитое сверкание глазищ и возмущенные слова, однако сейчас она послушно вложила меч в ножны, не отводя взгляда от того, во что превратился Мост.

– Как вы вошли? – спросил я, помня, что входили как минимум двое. – Там же Изгородь…

– Изгороди нет, – проговорила она, все так же глядя на обломки, завалившие помост, лежавшие вокруг него. – Мы стояли, места себе не находили… и вдруг Изгородь исчезла, как не бывало… ничего не поняли, но решили, что это неспроста… кинулись в замок, а тут…

Тут только я догадался повернуться к высоким окнам трапезной. Изгороди не было, только поросшая кустарником, протянувшаяся до отлогого склона равнина. Белые ящики, пришло мне в голову. Те, что сейчас тоже валяются кучей обломков. Окончательно ясно, что не было никакого злого колдовства, которое бывает только в сказках, – техника неизвестной природы, и все дела…

– Где Грайт? – спросил я. – Я же слышал: вошли двое…

– В прихожей… – ответила Алатиэль чуточку рассеянно, не сводя глаз с груды прозрачных обломков невиданной машинерии.

Грайт стоял над тем ватаком, которого я упокоил первым, – как всегда, с непроницаемым лицом. Хотя некоторая хищная радость присутствовала.

Он произнес отрешенно, не глядя на меня:

– Много лет мечтал увидеть хоть одного без мантии. И вдруг сразу двое, да еще в таком радующем глаз виде… Оказывается, это никакие не чудовища, надо же… Никто никогда не слышал о зеленой крови – но если есть красная, почему бы не быть и зеленой…

Подошел ко мне, закинул на шею сильную руку и боднул головой в лоб. Отстранившись, сказал чуть взволнованнее, чем обычно:

– Костатен, чтоб тебя… Ты и не представляешь, что для нашего мира сделал…

– Рад стараться, – ответил я почему-то по-уставному.

Он не попросил разъяснений – значит, вигень перевел мои слова достаточно верно. Скорее всего, у них, когда еще существовала армия, было в уставах что-то похожее…

– Я так понимаю, с Мостом все в порядке? – спросил он. – То-то Алатиэль торчит там как пришитая…

– Любуется, – кратко ответил я. – Зрелище интересное, даже когда там все разломано вдребезги и пополам…

– Схожу посмотрю…

Он скрылся в трапезной, и его не было довольно долго – что ж, неудивительно, сбылось то, о чем он так долго мечтал… Я остался стоять в прихожей. Никаких особенных мыслей и чувств не было – и уж ничего похожего на ликующую радость триумфатора. В жизни, когда одерживаешь безусловную победу, обычно никаких таких высоких чувств, излюбленных в былые времена романистами, не испытываешь. Скорее уж наоборот, появляется некая опустошенность: цель достигнута, что дальше? На краткое время приходит даже тоска: неизвестно, что будет дальше, что еще предстоит сделать в этой жизни, будут ли и в дальнейшем сплошные победы, или придется нарваться и на поражения, без которых, увы, сплошь и рядом не обходится…

Зазвучали уверенные шаги: показался Грайт, за ним торопилась Алатиэль. Она смотрела на меня так, что, признаться, на душе играли фанфары – редко случалось, чтобы на меня с таким восхищением смотрели красивые девушки, – точнее сказать, никогда прежде не случалось. И было мне от роду двадцать два годочка, так что такие взгляды – как маслом по сердцу…

– Костатен, ты великолепен… – проговорила она.

Грайт и тут спустил все с небес на землю. Сказал со своей обычной беззлобной насмешкой:

– Алатиэль, тебе остается броситься ему на шею и пылко расцеловать. Вы будете в точности как витязь Коркат и прекрасная Таньяри, когда он вернулся с головой горного дракона…

– Коркат и Таньяри пылко и беззаветно любили друг друга. А у Костатена есть невеста. Грайт, вечно ты приземлишь все…

– Что поделать, такой уж уродился, – пожал плечами Грайт. – Пойдемте, все еще не закончено…

Когда мы вышли на крыльцо, он посмотрел на равнину и удовлетворенно хмыкнул: