Но почти всегда красный и белый неотделимы друг от друга, как жизнь идет рука об руку со смертью: так проливает капли граната — последние капли жизни — на лицо старого умирающего ашуга Ашик-Кериб, прежде чем в светлых одеждах, ставших саваном, опустить его в могилу. Но и там Ашик-Кериб прикроет голову ашуга красной материей. Красный цвет жизни здесь сменяется бессмертием, обретенным через искусство. Старый Ашуг покидает мир, но и остается в нем.
Черный и красный в то же время — это цвета войны. Здесь жизнь соприкасается с отрицанием жизни. Именно черно-красными цветами зачастую расписывалась шахматная доска в исламских странах. Это цвета сражения. Цвета пламени и сожженной земли. Цвета доблести и агрессии. На черном коне и в красном тюрбане мчится за Ашик-Керибом бек, чтобы обмануть его, украсть его одежды, солгать о его смерти и взять в жены его возлюбленную.
Ближе к финалу на площади родного города ашуга по черной дороге идут его мать и сестра, тут черный цвет возвещает об их скорби по Ашик-Керибу, но и у матери, и у сестры по красной ленте — они продолжают жить. Так цвета работают по отдельности.
А вот три дороги на площади отмечают необходимую триаду: красный, белый, черный. Три основных для средневековья цвета. Три компонента, которые позволяют жить, питают сердце сомнениями и надеждой. Черный разбивает законченность бело-красного сочетания, но вместе с тем обращает человека к его праву выбирать (если обратиться к зороастрийской традиции). В фильме в чистом виде триада появляется еще единожды.
Вполне однозначное сочетание черного и белого обычно отмечает некоторый разлом, важный сюжетный поворот: именно черный и белый в паре подразумевают активное действие со стороны героя, принятие решения, выбор. Невзирая на ахроматическое сочетание, казалось бы, максимально гармоничное, именно черный и белый расшатывают чаши весов. Именно они появляются, когда Ашик-Кериб, охваченный печалью, принимает решение пуститься в путь.
Красные плоды граната — это сердце, кровь, лоно любимой, страсть и вкус лобзаний. Любовных и сестринских. Красный — нить жизни, потому он повсеместно присутствует в фильме, а в финале, когда Ашик-Кериб понимает, что пора возвращаться домой, — он одет в чисто красное платье, беспримесный красный цвет собственного существования.
Перед встречей со святым, который помогает герою добраться до родного города, Ашик-Кериб видит сон. Во сне он ходит по отчему дому, и в доме том все перевернуто: черти прячутся по углам, разгорается красное пламя и вместо окон — красные решетки. Именно цвет решеток определяет, что это сон, что это границы, которые принадлежат только воображению ашуга (как и черти), так что он торопится домой, чтобы их изгнать.
Черный у Параджанова — цвет контуров, границ, отказа, клятвы. Цвет печали, горя, тьмы. Черный — цвет скорби. Во всех этих качествах он присутствует в фильме: в черный обрамлены золотые орнаменты на уборе ашуга, когда он приносит клятву возлюбленной вернуться. Сквозь черную вуаль смотрит она, когда клянется ждать и отказывается без него радоваться миру. В черный облачаются сестра и мать, получив вести о смерти Ашик-Кериба.
В скитаниях ашуга черными лентами покрыты глаза слепцов, и их свадебные столы убраны черными скатертями. Черными контурами обведены глаза Надыр-паши и глаза отца возлюбленной (оба в исполнении Рамаза Чхиквадзе). Черные ангелы в цветных одеждах — как инверсия ангелов белых — стоят у трона воюющего султана.
Есть в картине цвета сакральные, неземные — это желтый и голубой. Они появляются на тканях в сундуке, когда мать и сестра подготавливают Ашик-Кериба к обряду, и, конечно, в изображении мечетей. Это цвета небес и небесных светил, а также цвета принадлежности к власти. В небесно золотых отблесках появляется возлюбленная ашуга, когда отец говорит о ее неземной красоте.
Голубой в отдельности от желтого не утрачивает своего значения, в голубом одеянии провожает Ашик-Кериб в последний путь своего учителя. Голубой всегда остается цветом небес.
А вот желтый без голубого тяготеет к золоту — символизируя, на усмотрение автора, достаток, жадность, скупость. Интересно, что скорее бронзовым, чем золотым, обведены глаза ашуга, когда он попадает к паше и оказывается ослеплен его богатством.