— Не знаю. Да и знать не хочу. А, впрочем, какая разница? Давно или недавно, много или мало, — начал заводиться Сергей.
Наташа рассказала Сергею о своих подозрениях и догадках, о том, что случилось недавно. Если связь со Светкой у Василька уже была на ту пору, а он крутил шашни еще с кем-то… Какого раскаянья здесь можно ожидать? И какого оправдания он заслуживает?
— Ну и как нам всем теперь жить дальше?
— Могу предложить тебе разветвить наши семейные рога. Давай и мы с тобой покувыркаемся, — невесело пошутил Сергей. — А если серьезно, сам не знаю. Ты семью хочешь сохранить?
— Сначала хотела и все для этого предприняла, настроилась на терпение и прощение, а теперь не знаю
— Советчик из меня плохой. Тебе решать. Хочешь жить с ним дальше, делай вид, что ты ни о чем не знаешь и не догадываешься, тебе так легче будет.
— А ты сам, что делать думаешь?
— Я не хочу семью свою рушить. Попытаюсь простить. Может не сразу. Потом. Заблудилась моя Светка немножко. Твой рассказ это еще больше подтвердил. Она в этой истории тоже больше жертва, чем злодей.
— Да уж, жертва, — заметила Наташа
— Да и люблю ее без памяти, — словно не слыша возражения девушки, продолжил Сергей — Сам я тоже виноват. Что-то, значит, упустил, что-то не так делал, если жена на сторону глядела. И тебя сейчас просить буду, чтобы ты пока сделала вид, что ничего не знаешь.
— Я попробую, Сережа, — пролепетала Наташа и расплакалась. Она заплакала впервые за эти безумные дни и месяцы, с тех пор, когда на нее свалилась эта страшная реальность. Сергей еще больше «добил» ее. Это же как надо любить, чтобы в измене любимой обвинить себя. Ей, Наташе, никогда не испытать такой любви, посланной Светке свыше… Она «бригадир» и у нее, наверное, другое предназначение на земле.
Сергей притянул девушку к себе. Как маленькую, гладил по голове и повторял:
— Поплачь, тебе легче станет. Все пройдет. Все будет хорошо, вот увидишь.
* * *
«Хорошо» приходить не торопилось. Возвращаясь домой после встречи с Сергеем, Наташа столкнулась в коридоре с соседкой. Та, уже изрядно выпившая, пыталась на ходу прикурить тонкую дамскую сигаретку. Зажигалка не слушалась в ее руках. Чертыхнувшись, Анна, бросила ее о стену.
Кровь вдруг ударила в виски Наташи. На миг вокруг нее стало так темно, словно в коридоре выключился свет. Как же она раньше не догадалась? Такая же сигаретка на подоконнике, запах духов, мгновенное возвращение в коробку бокалов из-под балкона…
— Наташка, идем ко мне пить мартини, мой Петька прилетел!
— Я позже, — горячо пообещала Наташа и бросилась к своей двери.
— Ну, подожди, куда ты? — ломилась в дверь Анна. — Я тебе хотела предложить шикарное черное белье. Мой Петька с размером не рассчитал. А тебе как раз в пору будет. Оно, правда, не дешевое! Но Василек ведь для тебя раскошелится.
Наташа, наконец, вытолкала Анну и опустилась прямо на пол у закрытой двери. Такое могло произойти только с ней. У нее под носом лучшая подруга и соседка в одночасье таскались с ее мужем. Считая ее «бригадиром», а себя истинными женщинами, они, наверное, полагали, что оказывали ее мужу неоценимую услугу. А Василек? Кем считал ее он?
Как филолог, она была уверена, что иносказание о рогах в разговорном языке применяется исключительно по отношению к мужчине. Но никак не могла представить рогатыми Сергея и Павла. Зато мысленно увидела ветвистые рога у себя, так, что заболели виски — образное место их образования. Чтобы совсем не тронуться умом, девушка села на диван и заставила себя думать о чем-то отвлеченном. Но перед глазами табуном бежали олени с ветвистыми рогами.
— Все, это предел. Пора к психиатру, — Наташа приняла таблетку снотворного и прилегла на диван. Как спасение, вновь пришел сон: со старым содержанием и без конца.
* * *
После разговора с Толиком и объяснения с Наташей, Сергей окончательно принял решение сохранить семью. Но сначала надо было самому возродиться и выкарапкаться из поглотившей его бездны уныния и безысходности. Он чувствовал, что теперь по-другому работал, ел, пил, спал, любил детей. Казалось, он возненавидел все, к чему прикасалась рука жены. Горьким стал борщ, грязными — рубахи, холодной — постель. Даже дети, пусть простит его Бог, стали «мамиными» — излишне капризными и непослушными.
То, чем он жил раньше, потеряло смысл. Просыпаясь, он удрученно пялился на стенку, завешенную аквариумами. Вода в них стала мутной, стекла покрылись зеленью. Уцелевшие мальки меченосцев и гуппи метались по дну. На балконе перекисало, превращаясь в уксус, вино, плети винограда у подъезда обвисли и поникли. Все постыло. Не читалось, не спалось, не болелось за любимую футбольную команду.
Спасала рыбалка. В выходные дни он садился на свой «Ижак», бросал в коляску палатку, надувную лодку «Лисичанку», и уезжал рыбачить.