Саске отступает на шаг, застегивает штаны и выдыхает. Как-то не по-альфьи он поступил со своей омегой… и то видение. Что это было? Плод его воображения или же нечто, чему пришло время открыться?
Он подымает омегу на руки и несет наверх. Сакура прижимается к нему, обнимая за шею. Трется о его сильное плечо щекой. Зарывается пальцами в волосы. Что-то шепчет на ухо. Мертвый цветок теряется на пороге гостиной.
- В ванную? – спрашивает он хрипло, пытаясь выдать обязанность за искреннюю заботу. В гостиной знакомый запах. Режущий и вызывающий легкое головокружение. В высокой вазе благоухают белые тюльпаны. Девственно-белые, в сполохах все никак не утихающей грозы кажущиеся окутанные золотистым сиянием.
- В спальню, - шепчет Сакура, снова пытаясь установить с ним сущностную связь. Только сейчас Саске понимает, столь велика пропасть между сущностью Первородного и перерожденной… Нет, между ним и Сакурой. Омегой, которую он собирается перед Предками назвать своей женой.
- Люблю тебя, Саске, - снова шепчет, когда он усаживает её на кровать и скромно целует в бескровные губы. – Прости за сегодня.
- Я не в обиде. Отдыхай, - хорошо, что она произнесла две фразы, а не одну, иначе он бы просто не знал, что ответить. Раньше было легко произносить эти слова, а теперь они застревали в глотке, царапая стенки и не желая срываться с губ. Слова-предатели – иначе и не скажешь.
Он, как обычно, заваривает себе крепкий кофе. Берет из бара пузатый стакан, бросает в него два кубика льда и наполняет до половины золотистым виски. Пачка сигарет привычно ложится в задний карман. Сегодня ему хочется с цитрусовым вкусом. Обыденные вишневые так и остаются лежать на полке. Белые тюльпаны серебром мерцают в свете показавшейся полной луны. Их запах преследует его до самого кабинета и исчезает только тогда, когда натыкается на преграду в виде закрытой двери.
Гроза отходит, затихая, но мелкие капли все ещё бьются в окно. Саске работает долго и упорно. В свете настольной лампы и монитора. В объятиях цитрусовой дымки, аромата кофе и неги алкоголя.
Исхудавшие кубики льда звякают о толстое стекло. Саске удивленно смотрит на пустой стакан. Странно. Раньше ему было достаточно половины. Как и двух сигарет. В пепельнице уже три окурка. Чашка остывшего кофе полна до краев.
Странная ночь. Вседозволяющая. Саске подымается и распахивает окно. Прохлада касается его лица, лаская. Эти прикосновения на что-то похожи. На что-то смутно-знакомое, отдаленное, глубинное. Сущность молчит, а Саске к ней и не взывает. Не сегодня. Уже давно за полночь, но сон не идет. Такое бывает. Иногда. Саске не привыкать к бессонным, полнолунным ночам. Наверное, все-таки стоит ещё раз наполнить стакан.
Саске замирает у порога. Мысль о том, что придется идти через гостиную и снова видеть их, прекрасных, нежных и чистых, судорогой сводит ладонь уже на дверной ручке. И что такого в этих белых тюльпанах, что от одного взгляда на них внутри все сжимается? Колдовские цветы – не иначе.
Саске возвращается к столу и берет очередную сигарету. Решение приходит как-то само собой, и альфа ему почему-то не удивляется. Двигаясь в сизой дымке, пальцы на стационарном телефоне уверенно набирают номер. Гудки. Долгие и пронзительные, доносящиеся из динамика. Саске отходит к окну и выдыхает дым в темень. Условную, потому что город слепит и шуршит. Но сам альфа видит только темную кромку вдали, изредка разрезаемую всполохом далекой молнии.
- Учиха Итачи слушает, - Саске вздрагивает и замирает. Наверное, он все-таки надеялся, что этот звонок, как и дым с цитрусовым ароматом, канет в пустоту. Значит, не судьба. Или, все-таки, судьба.
- Прости, что разбудил, - медленно выдыхает с очередной порцией дыма.
- Я ещё не ложился, - ни грамма удивления в голосе, а мог и изобразить хотя бы для приличия. Саске тоже не удивлен. Наверное, он все же знал, что Итачи ответит, ведь исток силы их сущности Предка один. Итачи, как и он, предпочитает работать по ночам.
- Скажи, ты когда-нибудь дарил своим омегам белые тюльпаны? – срывается с языка легко и непринужденно, словно в старые-добрые времена, когда между ними ещё не было всех этих взрослых заморочек и условностей.
- Саске, ты это к чему? – голос собеседника чуть дрогнул. Тепло ползет от мерно стучащего в груди сердца до самых кончиков ледяных пальцев. Ни горячий кофе, ни крепкий виски, ни обжигающий дым. Наконец-то тепло. От пары слов, произнесенных в волнении.
- Просто ответь, - с нажимом, чтобы скрыть просьбу, - брат.
- Нет, - спустя пару секунд. – Никогда, - уверенно и решительно, но чуточку теплее, чем обычно. Оказывается, одно слово может сломать даже те преграды, которые кажутся нерушимыми, на самом деле оказываясь надуманными.
- И не дари, - чеканит Саске, комкая окурок о хрусталь пепельницы. – Никогда не дари омегам белые тюльпаны, Итачи, если не уверен, что в ваших отношениях нет никаких «но» или «может быть».
- Хорошо, - с легкостью соглашается невидимый собеседник, и Саске со вздохом опускается в кресло. – Спасибо за совет, отото.