— А, — сказал Гахиджи, накладывая себе в миску душистого риса, — выбрось. Это то самое счастье, которым хитрый старик выманил всю мою прежнюю жизнь. Выброси.
Но Амизи вертела узелок, хмуря брови.
— Разве тебе не по нраву твоя жизнь, любимый? Если бы не этот узелок, мы никогда бы не встретились. Можно я посмотрю, что в нем?
Трогая пальцем пыльную горстку, Амизи улыбнулась.
— Семена. Нельзя, чтобы они лежали, их место — в земле.
На следующий день Амизи, напевая, посадила все семена, под окнами их маленького дома, а еще у забора, а еще — вдоль дорожки к воротам. И совсем немного прошло времени, когда, глядя, как вылезают из рыхлой земли толстые стебли с острым листом, она прижала руку к животу, поняв — под сердцем бьется еще одно крошечное сердечко.
Цветы распустились в тот день, когда Амизи родила дочь. И те, что под окнами, и у забора, и те, что вдоль аккуратной дорожки. Так много и такие прекрасные, что домик, казалось, тонул в цветной метели и в дивном аромате.
А счастливый Гахиджи, принимая из рук повитухи вымытого завернутого младенца, ахнул, глядя на гладкие щечки и огромные глаза в густых ресницах.
— Вот же она — моя небесная пери!
Амизи лишь рассмеялась.
— Теперь ты счастлив, мой любимый?
— Да. Я хочу найти старика, родная. Я подарю ему круг сыра, пять, нет, семь бурдюков простокваши, а еще — мешок проса и… и… что там у нас еще есть?
Так свершилось счастье Гахиджи, который искал свою пери, и нашел ее, но главным было то, что он нашел свое счастье, именно свое, а не взятое у других. Родители назвали девочку Хеит, что означает — венчающая.
И с тех пор в княжестве Эннгиз стали происходить чудесные вещи. По осени дивный сад Амизи облетел легким радужным пухом, внутри каждого комочка сидела серая семечка. Разлетаясь, семена опускались там, где сами считали нужным. И через девять месяцев в счастливой семье рождались девочки-пери, равных которым не бывало до этих времен. Умницы и красавицы, независимые и смелые, полные радостной силы и древней мудрости. Слухи о новых пери летели дальше семян, и в княжество ехали женихи, прикидывая, как станут выбирать себе красавиц. Но гордые пери быстро ставили хвастунов на место, те уезжали, ругаясь и плюясь, а через короткое время возвращались обратно, готовые на что угодно, лишь бы остаться рядом. И оставались. Нет, не рабами и не слугами, для этого женщины-пери были слишком умны, они знали, как важно мужчинам оставаться при собственной гордости.
В кроне дерева над аннукой сонно спела птица и замолчала, видимо, снова пряча под крыло маленькую головку. Джахи оглядел внимательных слушательниц.
— Так у пери великой Хеит Амизи появились первые пуруджи. Мужчины, стоящие рядом, смелые и сильные, готовые всегда защитить своих небесных красавиц. Некоторые становились мужьями. А другие — оставались советниками и защитниками. И княжество Эннгиз процветало, купаясь в благополучии и богатстве.
— Ах, черт, — вполголоса пробормотала Крис, и тут же, спохватившись, улыбнулась, махнув рукой над тарелками, — я так, не обращай внимания, хеб Джахи.
Шанелька, кусая губы, догадалась, ее подруга наверняка вспомнила Лаки и болтовню о сладких пурушиках. Разозлилась тому, как опошлили старые уклады, такие величественные и разумные, превращая их в погоню голодных баб за доступными мужскими телами. Бизнес, секс-туризм. Ах, черт, мысленно повторила восклицание, и верно, по-другому не скажешь.
— Потому я был в удивлении, но я не удивленный по-настоящему, — узкая рука поднялась в округлом жесте и замерла, указывая на смуглое лицо Крис и ее плечи под черным льном длинного платья, — кровь Хеит Амизи двигается. Так? Двигается в мире не через матери до ее дочь. А другие пути. Странные для людей. Неизвестные для людей. Здесь про это только вера. Вы понимаете, ани? Простите, я немного устал, я говорю неправильно.
— Кровь пери распространяется не через родственные связи, — перевела с русского на русский Шанелька, а Джахи кивал, вслушиваясь в ее слова.
— А возникает там, где прорастают цветы Амизи, — закончила мысль Крис.
— Нет, — смеясь, Джахи снова попытался помочь себе жестами, — это стихи. Поэзия. Цветы Амизи — поэзия, чтоб время шло, а человек понимал, даже если жизнь сделалась другая. Совсем другая.
— Метафора, — снова помогла Шанелька.
А Крис кивнула. Она писала стихи. И любила хорошую поэзию. Конечно, она поняла, и что пытался сказать им Джахи, и что сохранила для них древняя легенда, которая на самом деле — практически программная установка. Неважно, есть ли в твоих жилах королевская кровь, важно, какой ты человек, и некоторые из этих человеков достойны быть, как сказал Джахи — сестрами не по крови, а небесными сестрами. Небесные сестры ани — еще одна метафора, которая с виду — кучерявый восточный комплимент. Так же, как сильные защитники пуруджи, превратившиеся в сладких пурушиков.
— Асам, — вдруг сказал Джахи, но видимо, передумал и продолжил уже о себе, — я мечтаю, чтобы традиция была возвращена, чтобы государство Пуруджистан было снова, как в старое время. Но мы живем в другое время. Все получается трудно. И еще…