Из собранных здесь растений назову забавный карликовый щавель[32]
с плодиками, похожими на бычью голову; родственную нашей скабиозе песчаную скабиозу[33]; маслинолистный вьюнок, у которого жесткий вертикальный стебель, серебристые ланцетовидные листья и красноватые цветки граммофончиком — единственный признак, придающий ему сходство с нашим вьюнком полевым.Во время ботанических экскурсий на Африканском континенте чувствуешь себя счастливой, если удается опознать род. Виды чаще всего отличны от наших, шведских. Сплошь и рядом стоишь в недоумении перед представителем рода, которого вовсе нет в нашей флоре; скажи спасибо и гордись, если сумеешь определить хотя бы семейство. Но бывает и так, что ты совершенно теряешься, встретив растение из семейства, вовсе не представленного у нас.
Обычно разные интересы разводят нас с Луллу врозь во время наших экскурсий. Вот она идет, нагнувшись вроде меня, и пристально смотрит под ноги, иногда даже ковыряет землю, мечтая найти мраморную статуэтку или киренскую золотую монету с сильфием. Или, на худой конец, хотя бы медную монетку с любым чеканом.
Сейчас Луллу пошла к морю проверить, не благословил ли бог здешний берег обломками разбитого корабля. Вот она появляется из-за бугра! Набрала кучу причудливых камешков и морских окаменелостей, какие-то черепки — кажется, древние! — и несколько лиловых стекляшек. Она сияет: не исключено, что стекляшки римские, и уж это никак не осколки современных пивных бутылок.
— Нашла что-нибудь похожее на сильфий? — спрашивает она, показав мне свои драгоценности.
Разумеется, нет. Но зато я нашла множество других перлов для моего гербария. И я так же счастлива, как Луллу.
В один прекрасный день нам с Луллу предложили освободить наш коттедж в Шахатском мотеле.
Нет, мы не пили, не гуляли, не нарушали покой других постояльцев по ночам, не ломали мебель. Мы совсем не безобразничали, напротив. Рано утром шли в столовую, смирно завтракали, получали термос горячей воды и щедро за нее рассчитывались. Затем уезжали на «лендровере» и возвращались только в сумерках, после чего занимались своими делами и прибирали в комнатах — надо думать, более тщательно, чем многодетные семьи из Афганистана и Индии, которые занимали другие коттеджи.
Директор-египтянин с виноватой улыбкой объяснил, что мотель принадлежит государству и в нем действуют строгие правила, сроки сдачи коттеджей ограничены, чтобы и другие могли в них пожить. А сейчас к тому же предстоит сессия правительства в Эль-Вейде. Тамошние гостиницы не вместят всех чиновников, придется и Шахату кого-то принять.
— Это относится и к отелю?
— Да, и к отелю.
А как в Сусе? В Сусе, возможно, есть свободные номера. Но когда мы спросили, нельзя ли позвонить в Сусу и справиться, директор с глубоким сожалением ответил, что телефонная связь между Шахатом и Сусой, увы, нарушена, наладят только через несколько дней.
Мы захандрили и повесили нос. Укладывая свои вещи и перенося их в машину, мы вдруг почувствовали, как сильно привязались к нашему коттеджу и даже к тем мелочам, которые вначале выводили нас из себя. К настольной лампе Луллу, упорно не желавшей гореть. К моей розовой лампе. К вечно протекающему' крану. К душу, который не признавал среднего — либо ледяная вода, либо кипяток. К гвалту из бара, к вою собак по ночам. К зловонной выгребной яме, по соседству с которой нам отвели стоянку, так что каждое утро, садясь в «лендровер», мы зажимали нос.
И вот теперь мы должны порвать со всем, с чем свыклись и что успели полюбить, ехать в другое место, вселяться в другой отель и заново привыкать. Ужасно!
Простившись с друзьями — в их числе были английский военный моряк и его жена, которые поставили большую палатку, купленную в Швеции, возле нашего коттеджа, — мы помчались вниз по знакомому шоссе в Сусу. Местами оно шло параллельно древней греко-римской дороге, соединявшей Кирену с ее портом, Аполлонией.
Небо было хмурое, дождевое, ветер выл, и всюду, куда ни погляди, нам кололи глаза тысячи зонтичных соцветий дриаса, напоминая о всем, что еще не сделано.
Во-первых, когда наладится погода, надо выбрать денек, выкопать еще несколько экземпляров этого неподатливого растения и попытаться выжать из корней столько сока, чтобы можно было проверить, превращается ли он в камедь, когда высыхает.