Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Этим же вечером она отплыла обратно в Пер-Рамсес.

========== Глава 87 ==========

Меритамон под охраной проводили в ее комнату – дворец казался таким же пустынным, как ее собственный дом. И чем-то напоминал его… в доме фараона уже угнездились приятные ей воспоминания; Меритамон пыталась сосредоточиться на них, чтобы не сойти с ума. Она устало приняла заботы рабынь в купальне гарема, а потом устало растянулась на своей кровати. То вытянулась на тюфячке у другой стены. Обе слишком устали, чтобы думать даже о фараоне. У Меритамон даже не получилось вспомнить, что она наложница его величества и он может когда угодно потребовать ее к себе – иначе она точно сошла бы с ума.

Однако этой ночью ее никто не потревожил. Утром Меритамон проснулась и смогла уже спокойнее оценить свое положение; она подозвала к себе служанку и попыталась вместе с ней понять, что изменилось во дворце в ее отсутствие.

Она не могла говорить об этом с женщинами в гареме – ее, последнюю любимицу Рамсеса, дочь верховного жреца Амона, никто здесь не любил. Особенно после того, как она пригрозила наложницам тяготеющим над ее семьей проклятием.

Что ж, она не солгала…

- Как ты думаешь, То, что здесь происходит? – шептала Меритамон, лежа на животе и свесившись с кровати, так что ее лицо было вровень с лицом сидящей на полу служанки.

То подумала.

- Его величеству могли не доложить о твоем возвращении, госпожа, - сказала она, сложив руки на груди. – А может быть, у него дела и ему некогда послать за тобой.

Меритамон глубоко вздохнула.

- А он не мог забыть меня, пока меня не было?

- Мог, - сказала То.

Они некоторое время молчали, глядя друг другу в глаза.

Меритамон понятия не имела, как скоро Рамсесу надоедают женщины. Может быть, пока она отсутствовала, она уже успела превратиться для фараона в безразличное его величеству украшение его комнат?

“Я бы хотела поговорить с Та-Рамсес”, - подумала она.

Это царевна наконец сказала отцу о Тамит, вдруг сообразила Меритамон, вспомнив о девушке. Значит, у Рамсеса нашлось время для дочери. Что изменилось во дворце, пока не было Меритамон? Она сможет узнать об этом только от царевны, если не от слуг. Но как ей встретиться с дочерью фараона, если та сама не захочет к ней прийти? Ведь Меритамон пленница гарема, ей нельзя попасть в комнаты царственных особ… Написать письмо? А откуда ей знать, в чьи руки это письмо попадет – и разве можно выдавать себя, высказывая просьбу о папирусе и чернилах?

Ведь все знают, что Меритамон некому писать. Ее родители мертвы, брат сослан, и остаются только те родственники, с которыми ей никак нельзя иметь дело – родные бывшего мужа. Если женщины увидят, что она кому-то написала, это возбудит множество подозрений; особенно, конечно, постарается Идут.

Но разве это преступление – написать подруге, пусть даже царской крови?

Однако Меритамон отказалась от своего намерения и решила пока положиться на судьбу. Она уже слишком много действовала, чтобы удача и дальше не отворачивалась от нее. Ей лучше пока затихнуть. Ей нужно отдохнуть… Пусть ей дадут отдохнуть, ведь она и так в тягости…

После путешествия ее снова одолела легкая лихорадка, но не такая страшная, как в первый раз. Меритамон теперь просто хотелось побыть в покое; и она, как уже привыкла, села во дворе в стороне от других женщин, наблюдая за ними. Она до сих пор не чувствовала себя частью гарема, принадлежностью фараона. И ни за что не хотела почувствовать.

Никто не обращал на нее внимания – вернее, открыто; на Меритамон упало несколько взглядов, женщины пошептались, потом снова вернулись к своим делам: к своим вышиваниям, кушаньям, сплетням и детям. Меритамон была слишком… необычным приобретением фараона, и притом слишком опасным, чтобы обсуждать ее свободно.

Вот в своих комнатках женщины наговорятся всласть.

Меритамон увидела, как одна из наложниц – очевидно, давно отвергнутых – подхватила подмышки свою голенькую дочь; и подумала, что сама уже почти месяц не видела собственного сына. Она не позволяла этой мысли задержаться в сознании надолго, это было слишком больно… Меритамон помнила, как радовалась, когда ей сказали, что Анх-Осирис пережил принесенную ею лихорадку; но увидеть его ей не разрешили.

Вдруг Меритамон подумалось, что Рамсес решил воспитать его отдельно от нее, дочери великого ясновидца, чтобы Анх-Осирис не усвоил ничего из того, чему жрецы Амона учат своих детей…

Теперь она уже ничего не сможет с этим поделать.

Меритамон хотела уже вернуться к себе и встала, морщась от боли в затекших ногах, как вдруг увидела бегущего в ее сторону вестника.

- Наложница Меритамон? Хорошо, что я застал тебя, - сказал он, слегка задыхаясь, и Меритамон вдруг с обидой подумала, что ее не назвали госпожой.

- Что? Меня зовет фараон? – спросила она.

Вдруг ужас от этой мысли провалился ей в желудок, и в животе стало холодно. Как она сейчас будет смотреть в глаза фараону?..

- Нет, госпожа, тебя зовет царица Та-Рамсес, - ответил вестник, поклонившись. Меритамон вздохнула с облегчением и удовлетворением.

- Хорошо, веди меня, - сказала она.