Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

- Великий Амон, - с потрясенной улыбкой сказала госпожа Нофрет, подняв глаза на мужа. – Погляди-ка, любезный брат, здесь есть прекрасные драгоценности для тебя и для женщин. Должно быть, они предназначаются нашей дочери…

- Нет! – резче, чем намеревался, выкрикнул Джедефптах. – Моя дочь не получит ничего от него! Спрячь!

Жена нахмурилась, свет на ее лице погас.

- Я приказываю, - уже спокойней, но так же твердо сказал господин дома. – До тех пор, пока я не принял пророка Амона в нашем доме, никто в нашем доме не будет пользоваться его дарами. Спрячь этот ларец.

- Как угодно, - сказала недовольная Нофрет. Она хлопнула в ладоши и жестом велела подбежавшему слуге унести ларец.

Но Джедефптах ничуть не сожалел. Он сожалел только о том, что не может точно так же приказать убраться верховному жрецу, к которому, еще не видев в глаза, он чувствовал почти ненависть.

Джедефптах только слышал о Неб-Амоне – слышал, что он вдовец, бездетен и почти ровесник его самого. Почти старик! И он хочет взять в жены его дочь, разлучить ее с благородным юношей, сыном его старинного друга!

“Ты не получишь ее, - подумал Джедефптах. – Пока я в силах этому помешать”.

Он чувствовал, что отказ может принести ему много бед – здесь, в Уасете, жрецы Амона пользуются огромною властью.

Начальник мастерских сел, дрожащей рукой взялся за мокрый лоб и стащил душивший его парик.

- Нофрет, - сказал он, протягивая к жене руку. Нофрет тут же подсела к нему, гладя по локтю; но она не могла успокоить его, как не мог успокоить никто.

***

На другой день, в тот же самый час явился тот же самый вестник.

И он снова принес дары. Джедефптаху захотелось швырнуть их ему в лицо.

- Каков будет твой ответ, господин? – спросил его невозмутимый посланник верховного жреца.

- Хет*, - сказал Джедефптах; он, казалось, старел на глазах. – Хорошо. Пусть великий ясновидец приходит завтра к обеду, я приму его… с почетом. Поблагодари его за прекрасные дары.

Вестник чуть заметно улыбнулся и поклонился, прижав руку к сердцу.

Сделал знак носильщику и, круто повернувшись, пошел прочь.

Джедефптах согнулся, держась за сердце и трудно дыша; в глазах у него было темно. Потом господин дома с усилием распрямился и, оставив две плоские кедровые шкатулки в пыли, пошел в дом. Пришедший с ним слуга подхватил подарки и осторожно последовал за своим господином, не решаясь вручить их ему.

Джедефптах поднялся в покои жены. Нофрет встала ему навстречу, уже зная, что услышит.

- Завтра, - не глядя на нее, бросил господин дома. – Неб-Амон явится завтра к обеду. Приготовь дом, чтобы встретить его достойно.

- Будь покоен, господин, я все сделаю как должно, - сказала Нофрет. Она очень жалела мужа, видя, сколько здоровья у него отняли эти дни. Госпожа дома приблизилась к Джедефптаху и, обхватив его голову руками, прижала ее к своей груди, точно он был ребенком.

- Амон будет милостив к нам, - прошептала она.

Почувствовала, как Джедефптах рассмеялся ей в вырез платья.

- Он милостив только к своим слугам. Превыше всякой меры, - сказал ее муж.

Нофрет молча гладила его по голове, перебирая локоны парика и головной платок.

- Ты твердо откажешь ему? – спросила она.

Джедефптах вздохнул и крепче прижался к ней, вцепившись в ее платье.

Нофрет закрыла глаза, и слезы капнули на его голову. Госпожа дома куда лучше господина дома знала, что никакого отказа не будет – Джедефптах не решится вот так подставить под удар всю их семью.

***

Хозяйской дочери сообщила обо всем Мерит-Хатхор – весь дом гудел как улей от потрясающих новостей. Мерит-Хатхор изменилась в эти дни – она сознавала, что именно она первопричина этих потрясений. Она, дочь младшего писца. Немногим выше служанки.

Но превыше всего для нее оставалась забота о благе госпожи.

Но у Ка-Нейт в день, предшествующий посещению великого ясновидца, не осталось сил даже для разговоров – она, не отличавшаяся крепостью, совсем ослабла от таких волнений. Чтобы отвлечь саму себя и спрятаться от чужого внимания, она принялась за вышивание. Все это потом придется распустить. Так дрожали ее руки.

Отец с матерью не заходили к ней в этот день – Ка-Нейт, сидя за дверью своей спальни, только слышала, как по коридорам и лестницам бегали слуги, прибирая дом: мыли полы, стены и даже мебель; чистили столовые приборы; окуривали помещения от насекомых; подстригали и поливали деревья в саду. Украшали дом венками, букетами и лентами.

Казалось бы, тщательнее всего следовало готовить саму виновницу торжества; но к ней никто не приходил.

Казалось, отец был бы даже рад, если бы она не понравилась высокому гостю.

Но на другой день Ка-Нейт сама проснулась очень рано. Мерит-Хатхор, спавшая рядом на тюфяке, тоже проснулась и села, как только госпожа подняла голову.

- Госпожа?

- Мать не даст мне своих служанок, чтобы приготовить меня, - шепотом сказала Ка-Нейт. – Помоги мне. Ты искусная… служанка, Мерит-Хатхор.

Она запнулась, глядя на невозмутимую Мерит-Хатхор.

- Ты не обиделась на это слово?

- Я твоя служанка, госпожа. Это не изменится, как бы добра ты ни была ко мне, - сказала Мерит-Хатхор. – Все должны быть на своих местах.