Переезд от Аман стал для меня радостным событием. В ее доме я постоянно чувствовала себя третьей лишней, было неловко мешать молодоженам устраивать свою семейную жизнь.
Однако, когда я больше не могла жить у Аман, я решила попросить приюта у тети Лул, жены маминого родного брата Саида. Их семья стала одной из первых, кого я навестила в Могадишо. Дядя тогда был на заработках в Саудовской Аравии, и тетя Лул в одиночку управлялась с тремя детьми. Тетю мое появление на пороге ее дома хоть и удивило, но точно не расстроило – думаю, она даже была рада обрести такую помощницу, как я. Переезд от Аман стал для меня радостным событием. В ее доме я постоянно чувствовала себя третьей лишней, было неловко мешать молодоженам устраивать свою семейную жизнь. К тому же Аман спала и видела, чтобы я вернулась к родителям – ей тогда бы было не так совестно за свой побег.
После жизни в пустыне мне было очень чудно находиться в помещении – потолок вместо звездного неба, давящие стены, отвратительные запахи канализации и угарного газа вместо свежести растений. Конечно, были очевидные плюсы жизни в доме: я не мерзла ночью и не мокла под дождем, однако тот уровень удобств, которым мы располагали, был очень примитивен. Никуда не делись проблемы с водой – даже городские жители Сомали не могут себе позволить вдоволь искупаться или напиться. Мы закупали воду у торговца и потом переливали все запасы в большую бочку во дворе – из нее мы очень экономно набирали воды для уборки, готовки или гигиенических процедур. В доме тети не были проведены газ и электричество. Готовили мы на крохотной походной плите на газу из баллона, а когда темнело, зажигали керосиновые лампы. Туалетом нам служила обычная дыра в полу (такие «удобства» были широко распространены по всему континенту), в которой копились и тухли отходы. Купались мы с помощью ведра – обдаешь себя водой разок и уходишь. Использованная вода стекала по специальному желобу в туалет.
Жить у тети Лул было сложно – она сразу же взвалила на меня почти все свои обязанности. Я была не только помощницей по дому, но и нянькой ее троих детей. Как они меня извели! Особенно самый младший, младенец, выносить его не могла. Вставала тетя Лул в девять утра: неспешно завтракала, а затем пресчастливая убегала в гости к подружкам, сплетничать. Возвращалась она только после ужина. Все это время дети были предоставлены мне, тетя даже не удосуживалась покормить своего трехмесячного малыша. Он истошно плакал весь день, а когда я брала его на ручки, жадно припадал к моей груди, пытаясь найти там молоко. Клянусь Аллахом, что ни дня не проходило без того, чтобы я не уговаривала тетю что-то придумать, чтобы облегчить страдания бедного малыша. Кроме орущего младенца (и не забывайте, что весь быт тоже был на мне!), у меня в попечении остались старшие дети, девяти и шести лет. Ими мать тоже не занималась. Мы, кочевники, и то были более воспитанными и вежливыми, чем эти двое. Они росли, предоставленные сами себе, и были больше похожи на диких зверушек, чем на человеческих детенышей. Справиться с ними было совершенно невозможно: на них не действовали ни уговоры, ни шлепки.
День шел за днем, и я постепенно начинала впадать в уныние: жизнь была безрадостной и не сулила ничего хорошего в ближайшее время. Душой я стремилась к лучшему и все ждала, когда же судьба подаст мне знак, подскажет, что делать. Я твердо верила, что меня ждет другое будущее, что я предназначена для чего-то большего, чем бродяжничество от родственника к родственнику. Вам знакомо это чувство?
Прожила у тети Лул я недолго, чуть больше месяца, – наши отношения испортились после одного случая с ее старшей дочкой, и мне пришлось уйти. Как-то вечером я потеряла ее дочь и отправилась прочесывать квартал – ни дома, ни во дворе ее не было, а на крики она не откликалась. Обнаружила я ее в каком-то темном закоулке с незнакомым мальчишкой в тот момент, когда она активно занималась изучением отличий мужского и женского тела. Всю дорогу до дома я волочила ее за руку, а в свободной держала прутик, которым то и дело замахивалась на девчонку, пытаясь научить уму-разуму. Просто наказание, а не ребенок! Вечером эта негодница подняла рев и нажаловалась на меня. Тетя была в ярости:
– Как ты смеешь поднимать руку на моего ребенка? Держись от нее подальше, а не то я сама тебя поколочу, выбью эту дурь из тебя!
Тут меня захлестнула волна негодования. Эта кукушка бросила всех своих детей на меня (а мне самой только тринадцать!), а теперь будет поучать меня?!
– Тетя, уж поверь, выпорола я ее за дело! Слава Аллаху, ты не видела того, что видела я! О, ты бы вышвырнула ее из дома!
Но мои слова никак не повлияли на тетушку, и она угрожающе вплотную подошла ко мне, размахивая кулаками и угрожая поколотить меня в отместку за то, что я сделала с ее драгоценным ангелочком. Этого я вытерпеть не могла – да пусть провалится!