Цветок с пятью лепестками

— Ты никогда не поймешь, каково это, оценивать поступки и желания с перспективы даже не десятков, а сотен лет. Я помню время, когда храм только возвели, и Аратта строилась вокруг него. Я помню, как сила наполняла дедов твоих прадедов, и уже тогда я понимала, что наступит время, когда эта сила иссякнет. Теперь это время пришло, но скоро и это время пройдет. Ты как ребенок радуешься применению своей власти над стихиями. Но, в сущности, ты и есть ребенок. Ребенок, который играет рядом с другими детьми и думает, что его игра имеет какое-либо значение. Ты думаешь с помощью стихий изменить мир? Мир может измениться только к худшему! Власть, которой владеют маги и которой они еще хотят завладеть, может принести неисчислимые страдания!

— И поэтому ты хочешь уничтожить магов? Избавить мир от них? А с чего ты решила, что у тебя есть такое право? Или ты одна знаешь волю богини?

— Я давно уже сама богиня! Мою волю выполняют все вокруг! И никто не задумывался, что может быть иначе! А с твоим появлением мужчины начали думать, что они могут совершить нечто, на что не имели право никогда. И не будут иметь права!

Эстер подскочила на кровати. Она села, ухватившись руками за самый краешек и, нахмурив лоб, уставилась на хранительницу.

— Что ты можешь знать о мужчинах! Сколько люди помнят, ты живешь одна!

Едва эти слова сорвались с ее губ, как она уже пожалела о том, что их произнесла. Но Эстер уже не могла становиться.

— А может, ты действительно отправила своего мужа вместо себя в мир смерти, богиня?

Фаррин замерла, и бледность начала заливать ее лицо. Ее губы шевелились, словно она силилась произнести что-то, кулаки сжимались и разжимались… Казалось, еще секунда, и хранительница бросится на Эстер. Девушка почувствовала, как стихии заметались вокруг женщины, подобно разноцветному урагану. Но постепенно ее противница успокоилась. Косточки у нее на руках побелели, рот превратился в узкую полоску сжатых губ. Она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.

Эстер смотрела на все это с возрастающим удивлением. Неужели она случайно попала в цель? А может, из-за этого она хочет, чтобы род магов постепенно угас?

Хранительница открыла глаза и криво усмехнулась. Потом она положила руку на грудь и сжала амулет, который в ее руках внезапно почернел прямо на глазах.

— Завтра во время ритуала, когда ты отдашь все свои способности богине, ты поймешь, почему магам лучше исчезнуть. Ты получишь возможность взглянуть на них глазами обычной женщины. А мир смерти… Он может быть не так уж далек…И не вздумай сопротивляться. Все твои близкие будут наблюдать за тобой, а мое сообщество за ними. Помни, магия не сможет причинить мне вреда. Так предсказали служительницы богини. Я точно могу сказать, что так и будет. В конце концов, сила всех магов принадлежит хранительнице!

Она развернулась, и спустя секунду дверь за ней захлопнулась со стуком. Эстер осталась один на один со своими мыслями. “Но вот Кир считает, что время старых богов прошло. Так говорит Заратустра. И мы еще посмотрим, что произойдет завтра”. Сердце Эстер сжалось. Нет, она будет не одна, и она не сдастся. Слезы выступили на глазах у девушки, и она упала лицом в подушку. “О, Бахман! Я так надеюсь на тебя!”

ГЛАВА 26. КИРА. ГЛЯДЯ ВВЕРХ

Огромные створки были закрыты. Киру всегда интересовало, для кого в храмах такие высокие двери, в них вполне мог бы проехать всадник с еще одним всадником на плечах. Открывать и закрывать такие двери наверняка было очень непросто, но сейчас, сейчас они были как будто приоткрыты. Во всяком случае, глубокая черная полоса разделяла вход в храм надвое, и тьма выплывала наружу, словно граница между городской площадью, которая жила сегодняшней, хоть и ночной, но настоящей жизнью и темной, непонятной стороной.

Она сделала несколько шагов в сторону этой черной полосы и остановилась. Почему-то ее вдруг пронзило предчувствие, что, войдя внутрь, она впервые сделает выбор, который уже навсегда оставит снаружи ту девушку, которая еще недавно просто радовалась жизни и старалась не особенно заглядывать вперед, позади останется не слишком успешный менеджер и неудавшаяся баронесса, возможно, даже обычная ведьма — эта мысль была поистине удивительна своим полным абсурдом. Внутри храма ее ожидало нечто такое, что может открыть что-то еще непознанное в ней самой, хотя последнее время она узнавала о себе новое почти каждый день. И неизвестно было, удастся ли ей справиться с этим знанием.

Решение, которое никак ей не давалось, в который раз приняли за нее. Черная полоса на секунду словно посерела, и наружу вышел человек. В тени здания он словно сам оставался частью тьмы, которую Пантеон временно оторвал от себя и выпустил наружу совсем ненадолго, для того, чтобы понять: можно ли уже распространить свою власть вне стен.

Лицо, скрытое капюшоном, казалось, не имело ни выражения, ни человеческих черт. Свет отражался на предмете, который неизвестный сжимал в руке.

— Escidiqui!1