Она бросилась на постель и зарылась головой в подушку. Невыносимо. Хорошо только одно — у Бахмана все нормально. Этот мерзавец признался, что не мог заставить ее мужчину предать! И она не предала его! И не предаст. Девушка вспоминала их последнюю встречу в Сузах. Ночь после царского приема они провели прямо во дворце. Прохладный ветер обдувал их тела, и, еще не отойдя от сладкой истомы, она гладила и целовала его лицо и плечи, шарила по груди, наслаждаясь силой и крепостью мышц. Он просто лежал, закинув руки за голову, и позволял ей делать все, что ей нравилось. Он отдыхал, набирался сил, а она дарила их ему через нежность, через ласку и страсть, передаваемую каждым прикосновением подушечек пальцев, через каждый вздох, каждое движение бедра. И все же, даже в этот момент она ощущала, что какая-то маленькая частичка мужчина была не здесь, не с нею. Что в мечтательности его взгляда, в улыбке нежности проскальзывала мысль о том, что он знает еще что-то, недоступное ей. Связанное с нею, обещанное ей в его далеких и пока недоступных ей мыслях. Но пока еще не ее. Из-за этого она не могла обладать им целиком и сердилась. Но старалась не показать этого, ожидая, ожидая признания. В тот момент она так и не дождалась. Дождалась другого, того, что и сейчас не могла не вспоминать с мечтательной улыбкой.
Но потом, позже, перед тем, как уехать, он тоже говорил о власти и о вечности. Обещал и рассказывал, как это будет замечательно — жить и не задумываться о законах и правилах. “Мы сами будем законом!”
Удивительно, но почти каждый из тех, кто окружал ее, время от времени начинал заговаривать о власти. Но ведь она властью не обладала. И вообще не очень понимала, как она может быть связана с обладанием властью. Конечно, она управляла стихиями, но делала это тогда, когда было необходимо для других. В первую очередь, по просьбе мужа, иногда по просьбе других людей, но для себя? Нет, ей не нужна такая власть, какую
хотел установить Дахи. Такая власть вызывала ужас и отвращение. “А власть Фаррин, которая отправила ее в Экбатаны? Она лучше?”
Пожалуй, Эстер здесь впервые задумалась о власти. Наверно, будь власть действительно в ее руках, она бы действовала по-другому. Но остановилась ли она хотя бы на секунду, если бы кто-то или что-то вновь угрожало ее жизни или жизни Бахмана? Со всей определенностью она могла сказать: нет.
Дверь скрипнула, и в комнату вошла женщина. Ее лицо скрывал капюшон, но Эстер не было необходимости видеть лицо посетительницы, внутри Фаррин также клубилась темнота.
Хранительница подняла капюшон и огляделась в поисках стула. Но в комнате не было ничего, на чем можно было сидеть, а Эстер и не подумала встать с кровати, чтобы дать место пришедшей женщине. Это была маленькая, но победа.
Фаррин нахмурилась и подняла подбородок. Она уже собралась что-то произнести, но девушка ее опередила.
— Почему меня здесь держат? Не знаю, что вы задумали, но я не собираюсь убегать!
— А я в этом совсем не уверена. Особенно после того, как ты узнаешь, что тебя ждет.
— Что бы меня ни ожидало, нельзя поступать со мной так!
Хранительница огляделась, слегка сморщила нос и усмехнулась.
— Да, обстановка не лучшая, но ты не заслуживаешь другой. Не стоило строить все эти заговоры, придумывать вместе со своим муженьком невыполнимые замыслы. Но, в конце концов, у богини тоже есть чувство юмора.
Эстер вдруг почувствовала, что стихии начинают клокотать внутри. Эта женщина следила за ними много лет, сама строила козни, чего стоила одна история со сватовством, и вдруг решила обвинять ее, да еще именем богини!
— Ты наверняка думаешь, зачем я пришла сюда? О, совсем не для того, чтобы просто посмотреть на тебя. Нет.
Фаррин сделала еще несколько шагов и склонилась над девушкой, глядя ей прямо в глаза.
— Завтра тебе позволят привести себя в порядок, переодеться. А потом ты вернешь богине то, чем владеешь не по праву.
Эстер показалось, что хранительница надеялась, что она отведет или закроет глаза, испугается. Но она не боялась. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Потом Фаррин вернулась к двери.
— Я чувствую в тебе эти силы. Всегда чувствовала все пять. Но думала… Думала, что могу ошибаться, а у тебя не будет повода использовать их все. Но ты совсем не та, что будет держаться в тени и слушать тех, кто мудрее тебя.
Хранительница помедлила, словно собираясь с силами, а затем продолжила уверенным голосом.