— Возьмите меч. Я не стану драться с безоружным.
— И умрешь, — Киёмаса пожал плечами, вернулся к крыльцу и поднял оружие. — Что же ты медлишь?
— Не хочу… быть убитым, — Хидэтада обошел противника сбоку, шлепая ногами по луже и стараясь не поскользнуться, и запрыгнул на крыльцо.
— Интересная мысль… — задумчиво произнес Киёмаса и атаковал.
Комната полностью была залита ярким солнечным светом. Киёмаса сидел, повернувшись к солнцу спиной, и протирал меч рукавом.
— М-да… двери у меня теперь нет. И воды в бочке тоже. И изрядной части стены.
— Зато — вот, есть сакэ! — Хидэтада улыбнулся и сел рядом с ним. — И столик с едой мы тоже не перевернули.
— Точно. Вот теперь самое время перекусить. Только ты прав: на двоих здесь маловато.
Киёмаса встал, подошел к пролому в стене и высунулся наружу:
— Эй, вы! Мне надоело орать! Бегом сюда кто-нибудь. Поживее!
Он вернулся, снова опустился на пол и подвинул столик так, чтобы тот оказался между ним и Хидэтадой.
— Бери палочки. Я могу и руками, если это, конечно, не повергнет тебя в шок.
— Знаете, господин Като… В вашем случае меня уже ничего не удивит, — Хидэтада взял палочки и принялся за грибы и рис.
Киёмаса ухватил рыбу и закинул ее в рот.
— А вот ты меня удивил… немного, — проговорил он, старательно жуя, — ты это правильно придумал: внутри дома у тебя против меня куда больше шансов, чем на открытой площадке. Может, тебе бы даже удалось удрать, если бы ты хотел.
— Я не собирался удирать.
— Вот этим и удивил. Дай сюда сакэ.
Хидэтада откупорил небольшую бадью и разлил сакэ по чашкам. Киёмаса принял свою с легким поклоном и немедленно ее осушил.
— Вот… теперь совсем хорошо… — он забросил в рот еще один кусок рыбы.
— Да… — Хидэтада улыбнулся и поднял голову. — Я… так дрался в последний раз, когда приезжал к отцу. И, да, мне тогда тоже казалось, что он меня убьет, если я проявлю слабость.
— А я о чем говорил? Я хорошо знаю Токугаву Иэясу. Хотя, конечно, если бы я прикончил тебя, он убил бы меня собственными руками.
— Вот как… вы говорите об этом без тени сомнений. Признаете моего отца сильнее себя?
Киёмаса скосил глаза в сторону и хмыкнул:
— Когда твой отец, Хидэтада, окрасил кровью воды Анэгавы, я гонял зайцев в лесу и оленей с поля. Ого, кажется, меня услышали! — Он оглянулся. В дверном проеме появилась служанка в простом светло-зеленом кимоно и, поспешно упав на колени прямо у порога, уткнулась лицом в вытянутые руки.
— Нет, ты только посмотри… — Киёмаса мотнул в ее сторону головой. — Ха! Вот какие смельчаки… Женщину послали… Они что там, всерьез считают, что у меня на девку рука не поднимется?
— А у вас поднимется? — Хидэтада отставил пустую чашку и посмотрел на Киёмасу с любопытством.
— А?.. Да мне без разницы, — Киёмаса поднялся и подошел к вошедшей. Остановился и слегка поморщился. — Но, если честно, я не особенно люблю убивать женщин. Они при этом издают отвратительные звуки. А особенно мерзко они верещат, когда кидаешь в огонь их детей.
Он опустился перед служанкой на одно колено и взял ее за подбородок, заставив поднять голову.
— У тебя дети есть, женщина?
Губы служанки задрожали, и она едва слышно пролепетала:
— Д-да, г-господин…
— Сколько?
— Трое, г-господин…
— Мальчики? Девочки?
— Д-дочери… и сын… господин.
— Отлично, — Киёмаса отпустил ее, но наклонился ниже и вытаращил глаза. — Тогда принеси нам еще рыбы, вяленой хурмы… Ты любишь хурму, Хидэтада?
— Не особенно.
— Прекрасно. Значит, мне достанется больше. Еще орехи и чай. И… — он немного подумал, приоткрыв рот и приложив палец к губам, — …еще сакэ, а то это не смешно. Все запомнила?
— Д-да, господин, — женщина поспешно кивнула.
— Тогда бегом.
Служанка сорвалась с места и понеслась вниз по ступенькам, путаясь в кимоно.
— А! Воды в бочку пусть наберут! — крикнул Киёмаса вслед, махая рукой, и громко рассмеялся.
Он вернулся и снова сел за столик. Повертел в руках пустую чашку и протянул ее Хидэтаде.
— Зачем вы напугали служанку? — Хидэтада налил сакэ ему, затем себе.
— А мне нравится, когда меня боятся, — ответил Киёмаса с легким смешком.
— Просто нравится?
— Да, — он выпил и потряс головой, щурясь от яркого света.
Хидэтада задумался, глядя на свою чашку, потом улыбнулся и посмотрел на Киёмасу.
— Враги должны испытывать страх. А слуги и вассалы должны повиноваться из любви и уважения, разве не так? — спросил он.
— Мне абсолютно безразлично, любят меня или нет. Если тебя уважают и боятся — этого более чем достаточно.
— Я бы никому не стал служить из страха.
— А из уважения? — Киёмаса рассмеялся и наклонился к Хидэтаде, глядя ему прямо в глаза. — Осыпь человека золотом — и он ударит тебя в спину или просто покинет, когда золотой поток иссякнет. Убей тысячу и пощади одного — и он будет считать себя избранным и прославлять всю жизнь тебя и твое великодушие.
Хидэтада сдвинул брови и медленно, маленькими глотками выпил свое сакэ. Потом снова спросил, прищурив один глаз:
— А вы боитесь господина Хидэёси?
— Что?..
— Я не сомневаюсь, что вы испытываете к его светлости огромное уважение. А страх? Вы испытываете страх?