Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

— К несчастью, в первую очередь принц прислушивается к самому себе, а уже после — к окружающим. В детстве он был милым мальчуганом: льняные кудри, румяные щеки, голубые глаза в пол-лица, но лучше бы ему появиться на свет уродом. Сына Максимилиана испортило всеобщее обожание. Придворные лизоблюды последовательно внушали ему мысли о превосходстве: ах, их высочество затмевают собой солнце и луну! ах, они ловки и сильны, меч их выкован лучшим оружейником, скакун их быстр, аки молния! Трудно не возгордиться, когда тебе поют хвалу на столько голосов. Однако мальчик неглуп. Имея перед глазами пример отца, он понимает, сколь ничтожны его собственные достижения, и крайне болезненно относится к своему авторитету. Вступи я с ним в спор, тем паче в присутствии посторонних, принц уперся бы сильнее. Я смолчал, и ситуация разрешалось ко всеобщему благу: девицу горцы отвезут домой, а Ариовист имел возможность убедиться, как скоро красивая игрушка превращается в обузу.

— Что ты собираешься делать с ним?

— А что тут можно поделать? Только ждать. В его жилах течет кровь владык. Рано или поздно Ариовист перебесится и будет неплохим правителем, нужно лишь подвести его к этому. Знаешь, в древности существовала традиция: прежде коронации сюзерен год жил среди простолюдинов, инкогнито, как равный среди равных. Потом ее упразднили. А жаль, как жаль… Не забивай свою хорошенькую головку, Цветок Смерти. Я справлюсь.

— Ты всегда льстишь, когда хочешь отвлечь меня. Пора бы поменять тактику. Ты справишься с воспитанием принца или есть что-то еще?

— За нами погоня. Пока на расстоянии. Я рассчитывал оторваться, но они уверенно держаться следа, точно кто-то оставляет путевые вехи.

— Это люди герцога Орли? — в голосе Сагитты послышалась неподдельная тревога.

— Может да, а может и нет. Ты пересказала Подменышу хроники короля Максимилиана, однако того, о чем не пишут в летописях, ты знать не могла. Борьба шла не между королем и магами, как ныне принято считать. Маги — чешуя, их легко было разметать одним ударом, попрятались бы как миленькие, поприжали хвосты.

— Не понимаю…

— Не понимаешь. Хронисты постарались на славу, вымарывая страницы истории. Максимилиану противостояла церковь. Даже теперь клирики имеют сильное влияние на людские умы и сердца, а прежде их воля ставилась наравне с королевской. Вопрос смены власти был вопросом времени. Мы не могли бороться открыто, оттого что проиграли бы вчистую. Тогда Макс сделал ставку на магов. Узаконив их своим эдиктом, он придал им статус третьей силы. Причем не всем, а лишь лояльно настроенной части, попутно ослабляя прочих. Таким образом король получил в свое распоряжение магию и продемонстрировал отеческую заботу о народе. Церковникам осталось лишь злословить. Они отводили душу, называя Макса король-еретик, — Альхаг коротко хохотнул. — Надо же — для народа он был блаженным, а церковь… церковь честила его еретиком. В отместку Макс придумал тогда делать часы на колокольнях, возлагая на монахов бремя их содержания. И угадал — идея его пришлась по вкусу горожанам, часы видно издалека.

Тут меня так припекло, что я бегом побежал на поиски кустов, упустив продолжение этого весьма занимательного разговора. Естественно, дожидаться моего возвращения Альхаг и Сагитта не стали.

Итак, минутная слабость принца Ариовиста оказалась позаброшеной в горской деревне, а сам наследник престола гарцевал на вороном жеребце. Притороченный к седлу меч охаживал конские бока, золотом сверкали шпоры.

— Лошадок бы оставили, господа рыцари. Тропами поведу потаенными, не пройдут лошадки, ноги переломают, — увещевал проводник — немолодой, но не растерявший юношеской прыти горец. Альхаг сговорился с ним в деревне.

— Как поломают, так и оставим, — спокойно ответствовал принц. — Наши скакуны не твоя печаль.

Вмешался колдун:

— Ирга, расскажи про тропы подробнее!

— Не волен, господин рыцарь. То мудрость заповедная, отцова-дедова, нельзя раскрыть людям пришлым, — слова проводника походили на бусинки: падали часто, одно к одному, все отборные да гладкие. Не слова — сплошное загляденье.

— Тогда вот что скажи: долго еще конными идти?

— Енто смотря как идти. Ежели быстро идти — тогда за седьмицу успеем, а коли идти медленно — и за десяток дней не дойдем.

— А дальше?

— Спешиваться надо. Тропы тесные промеж скал вьются-загибаются: птица пролетит, змея проползет, а лошади как есть не пройти.

И Ирга развел руками: мол, не обессудь, доблестный господин рыцарь.

— Вот и договорились. Ты ведешь нас своими заповедными тропами и седьмицу спустя забираешь коней.

Похоже, ответ у горца был готов заранее. Растерялся он больше для виду, набивая себе цену.

— Смеетесь над глупым старым Иргой. Как же я лошадок-то заберу, коли мне на ту сторону гор надобно вас проводить?

— Если понравились, придумаешь.

— Не по-людски доблестных рыцарей без помощи оставлять… Токо, дозвольте, доблестные рыцари, старшой мой с нами пойдет — ох, молодец, ох наездник отцу не радость! Он и пособит где, и лошадок обратно отгонит, когда черед настанет.