Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

В положенное время родила она сына с волосами красными ровно пламя. С малолетства была у мальчишки забава — смотреть на птиц в вышине. Малой еще, ни словечка не кумекает, а ручонками так и плещет, будто взлететь пытается. Как стал сын подрастать, отдала вдова его кузнецу в подмастерья. Кузнец помощнику не нарадуется, любая работа у мальчишки спорится. Про таких сказывают: поймал перо орла огнеглавого. Нож ли кует — нож удачу в охоте приносит, булавку ли для кудели ладит — нить у пряхи тонкая да ровная выходит. Из дальних сел приходили работу у паренька заказывать. Никто от мальчишки отказа не слыхал, когда только успевал все!

И вот однажды сковал кузнецов подмастерье ни много ни мало — крылья железные. Перья у птицелова выменял, к крыльям своим приладил, да и взмыл под облака. Поначалу односельчане дивились, когда мальчишка свои полеты совершал, потом пообвыклись. Иные завидовали, те, кто похитрей был, просили и для них чудо такое сотворить. Мальчишка и рад стараться, да вот загвоздка — на нем крылья словно родные сидели, а если кому другому отдавал — проку ни на крош, торчат прутья да перья за плечами, какое там в поднебесье летать, по земле-то ходить неловко!

Раз у мальчишки матушка тяжело заболела. Лежала ни жива, ни мертва, от еды отказывалась, только пить просила. Прицепил тогда кузнецов подмастерье свои крылья, снарядился за травами целебными. Да на обратном пути гроза его застигла. Иной поостерегся бы в грозу лететь, а он так уж к матушке торопился! Поднялся к самым тучам, дразня Хозяев своей дерзостью. Полыхнула меж небом и землей огненная игла, прошила летуна насквозь. Занялись перья, грянул юноша падающей звездой да об камни. Много лет прошло, стали люди в тех местах самоцветы находить. А там, где вдова над сыном плакала, между камней ключ заструился, чистый, как материнские слезы.

Шли дни. Никаких иных подсказок о том, сном или явью была данная мною клятва я не получал, поэтому предпочел считать ее наваждением. Сагитта продолжала обучать меня владению мечом. С каждым разом, когда наши клинки танцевали свой танец, а тела подстраивались друг под друга, запоминая излюбленные приемы и хитрости противника, мне труднее и труднее становилось сдерживаться. Никогда до сей поры я не сталкивался с любовью, но все подсказывало мне, что зародившееся в моем сердце чувство столь же истинно, сколь истина земля под ногами или солнце над головой. Я готов был плюнуть в лицо любому, кто попытался бы переубедить меня в обратном. Таковых не нашлось — по давней своей привычке я не торопился раскрываться перед сторонними людьми, ни словом, ни жестом не выказал я своих чувств. Скорее всего, догадался Альхаг — по тем же приметам, что и я догадался о нем, однако, имея дело с колдуном, сложно было утверждать наверняка.

Эти дни, последние в горах, запомнились мне легкими и тяжелыми одновременно. Легкими потому, что перед нами забрезжил конец пути, и ожидание придавало нам сил. Тяжесть же проистекала из области предчувствий и снов. Явных причин беспокоиться не было, однако кожа моя гудела, точно натянутая на барабан, и часто-часто стучало сердце, опрокидывая по ночам меня в кошмары.

Я сделался болезненно внимателен, подмечая малейшие признаки надвигающейся беды: и то, как Ирга точно на подбор рассказывал легенды, оканчивающиеся столь любимой им кончиной неминучей, и то, как часто прикладывался к своей фляге Браго, как был он зол и невоздержан на язык. В пику приятелю и прежде немногословный Драко вовсе превратился в молчальника; когда же его спрашивали, он либо мычал, либо изъяснялся жестами. Похудевший и осунувшийся Ариовист пугающе походил на того паренька, которого мне пришлось хоронить однажды зимой. Я не верил, что Альхаг допустит, чтобы с принцем случилась беда, ведь в противном случае задуманное магом предприятие обречено на провал. Однако принц таял на глазах.

Поворот-месяц заковал небо в тяжелые свинцовые тучи. В расселинах свистели холодные бореи. Одинокие снежинки кружились в воздухе. Встречавшиеся нам деревья растеряли свой летний убор, лишь ели стояли при полном параде — мрачные, ощетинившиеся иглами.

Подъем на Крайний перевал мы преодолели легко. Ирга испросил дозволения поблагодарить Хозяина Перевала.

— Отдохнем, — распорядился Альхаг, кивая проводнику.

Принц тяжело опустился на поваленное дерево. Драко поддержал его высочество, сел рядом, заслоняя Ариовиста от ветра. Браго устроился на противоположном конце ствола и принялся начищать меч, мурлыча фривольный мотивчик. Альхаг отошел и разглядывал нечто в ведомых лишь ему далях. Сагитта стояла подле колдуна. Похоже, они разговаривали, хотя сколько ни напрягал я слух, мне не удалось уловить ни словечка.