Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

И в знак скорби все трое разом подняли кружки, опрокинули добрую половину их на пол, а остальное осушили в один присест. В этом жесте и паче того в коротеньком арл выразилось все уважение, что къертаны питали к покойному королю. Как я узнал позже, титул арла правитель получал не одновременно с короной, и не из рук священника, а лишь на поле брани, когда выигрывал первое свое сражение. Дословно этот титул означал "тот, кто ведет за собой", поэтому женщины даже правящего рода удостаивались его чрезвычайно редко. В обращении ко мне къертаны старательно уходили от арла. Я был для них светлейший принц, достойнейший правитель, первый среди равных, но никоим образом не арл.

— Да будет дозволено предложить вашему высочеству защиту нашего арла, и да не будет воспринято сие предложение как оскорбление воинского мастерства вашего высочества, кое мы не единожды имели счастье лицезреть на ристалище, — торжественно провозгласили къертаны.

Чтобы не ударить в грязь лицом, я перекрестил руки на груди и изобразил одну из излюбленных мин Ариовиста — ту, которая была с опущенными уголками губ, вздернутым подбородком и томным взглядом из-под полуприкрытых век, — после чего надменно кивнул.

Мои усилия были вознаграждены. Пришлецы рассиялись:

— Светлейший принц может всецело нами располагать.

Не зная, как дворцовый этикет предписывает принимать такую присягу, я вновь кивнул.

Едва мы остались наедине, Браго подмигнул мне:

— В присутствии особы королевской крови къертаны никогда не позволят себе сболтнуть по-свойски, это идет вразрез с их традициями гостеприимства. На вот, хлебни бражки да перестань трястись.

— Вы что же, представили меня как Ариовиста? — решился я уточнить, хотя происходящее было ясно без слов.

Воин хмыкнул:

— Поскольку их высочество мертв, он не в обиде. Да и согласись, Ариовист куда милее для слуха, нежели Подменыш. Или ты предпочтешь отрекомендоваться уличным воришкой?

— Так мы полагали, вы с Сагиттой уговорились… Целую ночь болтали! Ужели так и не достигли согласья? — Драко был само простодушие — сколь ни тщился, я не смог различить в его голосе насмешки.

Не желая вступать в бесплодные пререкания, я налег на ортоланов. Хрупкие косточки хрустели под моими зубами.

У дверей трактира били копытами заседланные кони. Къертаны подвели мне огромного вороного жеребца, как две капли воды похожего на прежнего моего Браго. Грива коня была убрана жемчужными нитями, на голове покачивался султан из белых перьев, серебряные колокольчики звенели на сбруе, а спину и грудь покрывала накидка, расшитая полированными кругляшками, точно небесный свод звездами. Незаметно я отковырял одну звезду и попробовал на зуб — звезда была из чистого золота.

Окружающая местность мало отличалась от уже пройденной нами. На склонах темнели хвойные леса с редкой проседью берез. Камни подо мхом несли на печать синевы. Подъемы чередовались со спусками, воздух был сладковат от дыма человеческого жилья. Мы двигались вдоль реки. По противную сторону возвышались крутые осыпи да обрывающиеся в течение скалы. Порой со скал скатывались в реку небольшие прозрачные водопады.

— Красавица! — прицокнул языком один из къертанов, и я не сразу понял, что это имя реки.

Капризная, как и все горные потоки, Красавица изгибалась и бурлила, пенилась на порогах, кипела между скал, образовывая заливы с опасными водоворотами. В нее добавлялись ручейки и речушки, и постепенно река сделалась столь широка, что посредине смогли сложиться острова, поросшие ивняком и ольшаником. Сбежав с гор, в избавлении от каменного заточения, Красавица разлилась сотней петель. По обеим берегам и раскинулся Къертан-Къярн.

Город стоял у отрогов хребта, там, где горы смыкались с равниной. В действительности, городов было два, но столь тесно соприкасались они, столь органично восполняли друг друга очертаниями, что разъединить их даже в мыслях казалось кощунством.

С высоты птичьего полета Къертан-Къярн производил впечатление Городка-из-музыкальной шкатулки. Он был заключен в толщу каменных стен, как цыпленок в скорлупу. На равном удалении тянулись ввысь круглые башни. Длинными языками трепетали по ветру знамена. Лучи заходящего солнца сообщали Къертан-Къярну все оттенки тепла: цвета темной карамели стояли дома, позолотой сияли флюгера и печные трубы, над рыжей черепицей крыш парила стая розовокрылых голубей. Даже воздух струился, точно поток янтарной взвеси.

Но самым впечатляющим зрелищем были дворцы. Стремление перещеголять соседа сделало их совершеннейшим творением рук человеческих. Из века в век продолжая свой бесконечный спор, они красовались и хвастались друг перед другом: стоило одному взметнуть к небу декоративную башенку, как другой незамедлительно отвечал четырьмя; стоило одному изогнуть арку, как соперник возводил воздушный мост дугой; едва у одного намечался ряд резьбы, сосед заполнял резным узором целый фасад; если у одного кокетливо мелькало стрельчатое оконце под крышей, сосед тотчас прорезал два, а то и три таких же.