Цветок смерти, или Правдивая история Рас-Альхага, единственного мага, который умел колдовать без головы (СИ)

Мы одолели добрые шесть десятков ступеней, прежде чем оказались на самом верхнем ярусе — теперь выше нас были только звезды. Жаровни в углу едва хватало, чтобы разогнать мрак, но я нарочно просил не зажигать огня. Для задуманного мною действа требовалась темнота. Сквозь распахнутые ставни в башню врывались порывы ветра. Нинедетт зябко ежилась в своем плаще на подкладке из меха горностая, я же вовсе не чувствовал холода. После подъема сердце мое колотилось часто — или тому виною было предвкушение необычного? В узкие окна заглядывала полная луна. Распираемый бесшабашным весельем, я подмигнул Ночной госпоже.

Труба была при мне. Гладкие бока ее были холодны, стеклянные глаза тускло посверкивали в озаряемом тлеющими углями мраке. Я протянул свою находку принцессе.

— Что это? — подивилась Нинедетт.

— Зрительная труба моего отца, — если первое время я испытывал некоторые затруднения, называя отцом самого короля, то теперь ложь непринужденно слетала с моих уст.

— Зрительная труба?

— Если вы взглянете через нее на луну, Ночная Госпожа сама сойдет к вам с небес.

Я назвал луну так, как называли ее жители городского дна, но по счастью принцесса не заметила моей оплошности. Все внимание ее занимала труба. Несмело Нинедетт поднесла подарок к глазам. Я приготовился подхватить трубу, если принцесса вдруг ее выронит — я помнил, в какое изумление повергли меня чудесные свойства этого инструмента.

Принцесса наставила трубу на луну и ахнула.

— Я вижу, вижу! О, как это величественно, как красиво! Я вижу горы и реки, дороги и мосты! Ну же, принц, вы непременно тоже должны взглянуть!

В воодушевлении Нинедетт передала мне трубу, и мне ничего не оставалось, как посмотреть сквозь нее на лунный диск. Сколько ни тщился, я видел лишь мутное расплывчатое пятно. Чтобы различить на лике Ночной Госпожи реки и горы, следовало обладать пылким воображением. Я вернул трубу Нинедетт, и она опять обратила восторженный взор на ночное светило. Принцесса то и дело делилась со мною увиденным, предлагала взглянуть, и чтобы не расстраивать ее, я направлял трубу в небо, но, разумеется, не мог видеть лунных гор и рек. От нечего делать я принялся поочередно наводить трубу на звезды, которыми складывались созвездия, а после — и на одинокую искорку, что окрестил когда-то Глашатаем зари. Она висела близ самого горизонта, собираясь скрыться. Каково же было мое удивление, когда за стеклами разглядел я не очередное пятно в лучах голубоватого света, а полумесяц размером не больше медного кроша! Я не поверил своим глазам и попросил взглянуть Нинедетт.

Принцесса, однако, изумления не выказала.

— Что привело вас в такое волнение?

— Серп, ваше высочество. Вот эта звезда в трубе имеет форму серпа, тогда как прочие остаются точно такими же, какими мы воспринимаем их глазом.

— Да, конечно, я не раз видела его прежде. Но разве вы не знали? Неужели, чтобы заметить полумесяц, вам непременно нужно разглядывать его в трубу?

Оказалось, принцесса обладала куда более острым зрением. Может, впрямь те горы и реки, что вообразила она на лунной поверхности, существовали в действительности, недоступные моему взору?

За разглядыванием небосвода мы провели довольно много времени. В очередной раз передавая трубу принцессе, я заметил, как закоченели ее пальцы.

— Позвольте проводить вас обратно! Я не прощу себе, если вам станет хуже.

— Какая жалость! Пообещайте, что мы еще вернемся сюда.

— Вы можете подниматься на башню в любое время, со мной или без меня. Я дарю вам трубу, а с нею — ключ от двери. Думаю, отец одобрил бы мое решение.

Я вложил в озябшую ладонь принцессы ключ. Она обрадовалась этому изъеденному ржавчиной куску металла, как ребенок, которому подарили сласти.

— Вы не могли сделать мне лучшего дара! Благодарю от всего сердца!

Я уже упоминал о способности Нинедетт рождать отблески света даже в самых порочных душах? Я не мог противиться обаянию ее улыбки, и улыбнулся в ответ.

Тогда, ободренная моим вниманием, она решилась спросить о будущем:

— Откройте, принц, если только это не секрет, чем вы собираетесь заняться после коронации?

— Нет в том никакого секрета, — пожал я плечами. — Объявлю войну вашему соседу.

— Теодорикту? Брат побеждал его не раз, победите и вы. Но неужели война — единственное, что манит вас?

Манила ли меня война? Наверное, да. Как и любому мужчине, мечты о подвигах, богатой наживе, ратной славе были не чужды мне. Но сильнее прочего меня вело желание отыскать Сагитту, которая, как казалось мне, томится в плену хитрого рыжебородого короля. Разумеется, делиться своими намерениями с принцессой я не собирался. Поэтому спросил:

— А что на моем месте стали бы делать вы?

Она ждала этого вопроса, и ответ был у нее наготове. Теперь она выпалила его, то обмирая от собственной смелости, то полностью отдаваясь мечте. Это было легко понять по тому, как голос ее либо сходил на нет, либо набирал высоту и громкость: