— Для меня очевидно совсем другое. Это может быть также история о человеке, принимающим за зло — добродетель, которая в действительности спасла не только его, но и то, что человек по-настоящему любил. Как ты думаешь, чем мужчина дорожил больше: богами, чьего лица никогда не видел или голодающей семье, что ждала его дома?
— Думаю, это зависит от того, каким был этот человек. Быть может, для него колесо жизнь и смерти воспринималось, как нечто естественное или и вовсе, интерпретировалось через гнев богов. Если смотреть на историю под этим углом, то боги могли быть для него куда важнее. Мы можем только предполагать.
— Да, только предполагать. В этом ты, безусловно, права, — Эдик отстранился и заговорил громче: — Вот только будь боги ему важнее, стал бы он их предавать, чтобы прокормить семью?
Я пожала плечами, понимая, что всё звучит достаточно логично, за исключением одного маленького «но», которое решила оставить при себе: ни он, ни я не могли знать наверняка историю этого работника. Спорить было ни к чему. Не сейчас, когда впервые за всё время Эдик открылся мне с новой стороны. Куда испарялось все его дружелюбие, стоило нам оказаться в стенах школы?
— Ладно, нам пора, если ты хочешь оказаться дома раньше Кости.
Он развернулся и пошёл уверенным шагом по коридору. Мне оставалось только за ним поспевать, продолжая рассуждать об истории мужчины с картины.
— Знаешь, — сказала я, когда мы оказались у большой, и с виду довольно тяжёлой двери, ведущей во двор: — Мы могли бы всегда общаться вот так.
Он повернул защёлку, толкнул дверь и легко придержал её рукой без видимых усилий, хотя она казалась просто огромной. Жестом, Эдик пропустил меня перед и скорбно ответил на придыхании:
— Не могли бы.
Всю дорогу до дома мы ехали молча. Я даже не удивилась, узнав, что под особняком, напоминающим оформлением Петербургский дворец в уменьшенной версии, располагалась небольшая подземная парковка с дорогими иномарками. Не то, чтобы их было много, учитывая количество членов семьи – всего две стояли на месте и пустовало третье место, однако в голове с трудом укладывалось, как на зарплату врача Смирновы могли себе позволить подобную роскошь. Одно только содержание места, которое то и дело открывало свои двери для любопытных горожан, как исторический музей, должно было обходиться семье в баснословную сумму. Я не любила считать чужие деньги, однако когда сталкиваешься с подобными несостыковками в реальности, невольно начинаешь задумываться, как кому-то удается жить так. Быть может, я ошибалась, и машины на практике оказывались не такими уж дорогими – трудно было сказать наверняка, ведь никогда по-настоящему у меня не просыпался интерес к автомобилям. Однако я никогда не видела подобных эмблем на автомобилях. Наверное, китайские или ещё какие. Спрашивать казалось неуместным хотя искреннее любопытство подстрекало, но я держалась. Всегда можно попробовать посмотреть в интернете.
Эдуард даже не спросил у меня адрес, когда мы сели в серебристую машину, мордой напомнившей мне морскую свинку. Смирнов вёл автомобиль так, точно прекрасно знал куда ехать. Ещё одно очко в пользу понимания, что он следил за мной и от этой мысли было тревожно. Удивительно контрастные чувства боролись за внимание внутри меня. Одно из них в ужасе визжало оттого, что Эдик ведёт себя странно и неадекватно большую часть времени. Все новые и новые нюансы всплывали наружу, закрепляя мысль о сталкинге. Однако в то же время Эдуард открывался с новой стороны, питая интерес к живописи и истории города. Я давно не говорила с кем-то вслух об искусстве так, как сегодня с Эдиком, рассуждая о возможных вариациях истории. Это была приятная беседа, которой не хватало какой-то части внутри меня так жадно, что она готовилась закрыть глаза на тревожные знаки, и мне это не нравилось.
Размышляя о тревожных знаках, всё внутри меня похолодело:
— Вот чёрт! — вслух выругалась я, и приложила ладонь ко лбу: — Я совсем забыла! Мне нельзя прямиков домой. Сколько сейчас времени?
Эдуард посмотрел на небольшую панель с часа под спидометром:
— Почти четыре.
У меня отвисла челюсть. Костя должен был забрать меня полчаса назад у школы. По телу пронёсся озноб от осознания, как здорово я влипла.
— Костя должен забрать меня из школы после занятий.
Эдуард держал обе руки на руле и продолжал смотреть на дорогу:
— Я его предупредил. Мы созвонились после того: как ты заявила об уходе, — холодно произнёс он.
— Созвонились?
Трудно сказать, отчего я была больше в шоке: оттого, что Эдик позвонил отцу без моего ведома или оттого, что он в принципе знал его номер.
— Что ты ему сказал? – с нетерпением продолжала я, надеясь, что отец не знает хотя бы о похищении.
— Что отвезу тебя домой после экскурсии.
Брови непроизвольно поднялись от удивления и возмущения.
— Ты серьёзно думаешь, что отец не знает о закрытии музея?