До середины октября так и проходили мои дни: из школы прямиком домой, из дома – в школу. С одной стороны, сидение в четырех стенах отлично сказалось на оценках и внешнем виде квартиры. От скуки я перебрала стеллажи с книгами, разобрала старые вещи и упаковала, чтобы отвезти в центр для малоимущих. Я даже заказала по Интернету новые занавески и посуду с разрешения папы. Ему было приятно, что в квартире теперь живет кто-то еще. Постепенно дом ожил благодаря новым деталям интерьера, пряным ароматам и звукам: на одном из шкафов я нашла давно позабытый отцом виниловый проигрыватель и целую коробку с пластинками. Находка показалась мне неожиданной. Особенно после того, как я изучила пластинки. Вопреки моим ожиданиям, там было много классики и даже джаза, к которому я и сама питала страсть. Что и говорить: нашлось даже место рождественскому сборнику Фрэнка Синатры, поэтому в квартире то и дело стал звучать легко привязывающийся мотив Let it snow, пусть за окном не было даже намека на первый снег.
С другой стороны, я только переехала в Ксертонь и не успела обжиться, как превратилась в принцессу, запертую в башне. Пусть в школе постепенно и крепли связи, аромат одиночества в пустой квартире не могла развеять ни одна ароматическая свеча. Было грустно осознавать, просматривая социальные сети одноклассников по вечерам, что у других все иначе. Девчонки ходили вместе прогуляться, мальчишки зависали то в тире, то в боулинге. Сотни новых фотографий и видео с довольными лицами пополняли ленту каждый день. В такие моменты я чувствовала себя за чертой жизни, упуская безымянный всеобщий праздник. В конце концов, в городе даже не был введен комендантский час, но нет – именно меня угораздило родиться в семье полицейского.
Еще хуже было то, что приятельницы из Ростова, как сговорившись, перестали мне писать. С глаз долой – из сердца вон. Я пробовала начинать разговор сама, но в ответ получала короткие сообщения, будто каждый символ стоил тысячу рублей. Девочки ничего не спрашивали в ответ, а стоило мне отправить очередной вопрос, выходили из сети. Две из трех старых приятельниц в какой-то момент и вовсе перестали открывать сообщения от меня. Я не знала, как исправить ситуацию, да и нужно ли было? За все прошедшие годы мост дружбы так и не окреп между нами на фоне извечных насмешек других одноклассников, которые сплотили нас в свое время. Мне удалось с переездом вырваться из порочного круга, а вот они остались в той же среде. Быть может, когда утратилось то, что нас объединяло, растворилась и причина нашего общения?
Но если бы у меня действительно наладилась жизнь после переезда. Первое время я понимающе относилась к изрядной опеке Кости, думая, не пройдет и недели, как все вернется на круги своя. Спустя десять дней я поняла, как ошибалась, и принялась осторожно, приводя аргументы и показывая фотографии ребят, донести до Кости важность выпускного класса. Не пройдет и полгода, как время для праздных гуляний и простых радостей юности безвозвратно уйдет. На смену беззаботному общению придет подготовка к выпускным экзаменам, а там и поступление в вуз.
Но отец позабыл, что и сам когда-то учился в выпускном классе, и не понимал, как важно для меня после стольких лет в шкуре изгоя наконец попробовать на вкус школьную жизнь. Он даже не пытался парировать мои аргументы, твердя на повторе, как опасно сейчас на улицах и что родители одноклассников излишне беспечны. Если бы все были такими же предусмотрительными, как он, ничего бы подобного в Ксертони не произошло. Ни вчера, ни когда-нибудь.
Каждый последующий разговор ни к чему не приводил – мы только начинали ругаться, порой даже переходя на повышенные тона. Костя даже не пытался меня понять, найти хоть какой-то компромисс, и это откровенно раздражало. Я хотела участвовать в школьной газете, больше узнавать ребят. Ходить вместе в кино и гулять, пока погода позволяет. Сближаться с другими и, кто знает, быть может, даже найти пару на выпускной бал. Этот год должен был стать лучшим для меня за школьную пору. Возможность наверстать упущенное мелькала перед глазами и с каждый днем ускользала, растворяясь в ксертоньском тумане.
Проснувшись утром пятнадцатого октября, я решила для себя, что больше так продолжаться не может. Если новая жизнь оказалась для меня под запретом, то из двух зол я выбрала меньшее: уж лучше буду и дальше терпеть насмешки в понятном родном Ростове, чем сидеть в четырех стенах в одиночестве и наблюдать, как проносится мимо возможная жизнь, а я даже не могу к ней прикоснуться. Дома меня хотя бы ждала свобода перемещений, знакомые улочки и излюбленные кафе, а насмешки в школе… мне не привыкать. Справлялась раньше, справлюсь и теперь.