Цветы азалии дарят перед нежеланной разлукой (СИ)

Например, звонить ему каждые две минуты и спрашивать о его местонахождении, ведь она устала ждать. Или, тоже к примеру, прибежать к его дому и тарабанить в дверь, пока кто-нибудь из прислуги не откроет ей дверь, чтобы прогнать прочь.

Ну, или ей откроет та самая девушка, которой Даниэль и принадлежит. Весь.

Не Намхён.

«Боже, Намхён, проснись! Даниэль никогда не был твоим!» — но она стоит. Упрямо ждёт того, что сейчас он появится на этом повороте с зонтиком в руках, подойдёт к ней и укроет от всех, абсолютно всех проблем и невзгод. Словно одним только своим «привет» он унесёт её обиды и горечь, будто с его появлением именно сейчас она почувствует, что её жизнь налаживается.

Он ей так необходим. Сейчас. Прямо сейчас. Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю — Намхён жизненно необходимо, чтобы Кан обнял её и заверил, что всё хорошо, потому что после операции у неё никого не было в голове кроме него. Только горечь от пустоты, что чувства к Даниэлю имеют место быть в её сердце.

Даже если он не скажет, что они всегда будут вместе (ведь это ложь), то пусть просто скажет, что у Намхён впереди ещё много времени и у неё всё будет хорошо.

Но когда? Когда наступит это хорошо? Намхён устала ждать.

И счастья, и Даниэля.

Ни того, ни другого у неё не будет.

Отчаиваясь с каждой секундой всё больше и больше, Хван на телефон приходит сообщение. От него.

У неё в груди всё замирает. Она трясущимися руками разблокировала экран и с надеждой открыла чат. И от волнения у неё перед глазами плывут буквы. Но как только Намхён поверила в то, что всё хорошо, весь её мир быстро разбился.

Ощущения смешанные — будто она всё это время, пока общалась с Каном, бесконечно долго тонула в океане, а с приходом этого сообщения резко достигла дна.

«Не жди»

С минуту Намхён стоит неподвижно, сканируя пустые безликие печатные буквы, которые рвут её на части. Всего два слова, но они имеют такую разрушительную силу, что Хван чувствует, как всё внутри неё бушует в яростной агонии.

Хван роняет телефон на грязный асфальт, и он с грохотом стукается о землю, прямо в мелкую лужу. Брызги смешиваются с ливнем, но девушка просто стоит на месте и смотрит впереди себя.

Не ждать. Даниэль не придёт.

«А чего ты ждала, Намхён? Даниэль тебя бросил» — от своих же мыслей тошно. Девушка хочет разрыдаться прямо здесь, упасть на холодную землю и не двигаться.

Хван берёт себя в руки, собирая последние остатки своей гордости, поднимает телефон с земли и выключает его. И всё же — последнее, что она видела перед тем, как гаджет погаснет, — эти жгучие колючие слова и фотографию на заставке, где парень улыбается.

Она словно знает всего его — все привычки, все тайны, всю его семью (и все проблемы в ней). Намхён знает Даниэля лучше всех остальных, потому что он позволил ей войти в его личное пространство, куда ранее никого не пускал. Он ведь открыл ей своё сердце — видимо, пожалел об этом. Видимо, Даниэль понял свою ошибку и сейчас привёл их к концу.

Кан ведь знает, как ей больно. Почему?

Почему это снова происходит с ней? «Намхён, ты такая дурочка».

Надо было закончить всё самой ещё тогда, когда она увидела ту фотографию Даниэля со своей настоящей родственной душой. Кем себя возомнила Хван? Неужели, она и вправду думала, что Даниэль ослушается своего отца, откажется от всего наследства, бросит любимую мать — ради неё?

Намхён ведь знала, что она никто.

И сейчас она и вправду осталась ни с чем. Её сердце ноет, девушка тонет в своей безумной, ненормальной, сокрушительной любви. Что с ней делать теперь? Как убить это чувство внутри? Как стереть Кана из головы, как выдрать его из сердца?

Как отказаться от любви к Даниэлю, если он даже не её родственная душа? Ни операция, ни время, ни другой человек — ничего не спасёт Намхён от неизбежного падения вниз.

Она разобьётся, умрёт. И не будет рядом никого, кто и вправду бы ей помог.

Намхён не замечает ничего вокруг. Она чувствует пустоту и пожирающее одиночество. Когда бушующий ураган эмоций достигает своего предела, Хван сдаётся.

Девушка коротко кричит в пустоту, отчаянно сжимая шифоновую рубашку в районе груди, словно пытается вырвать своё сердце. Ей плохо, так плохо. У неё на душе отвратительный осадок от случившегося. Словно Даниэль и вправду ей был чем-то обязан.

Хван стоит, опираясь о бетонную стену, холод которой пробирается сквозь одежду. Тело девушки дрожит — от холода, от боли, от всего. Она путается в водовороте своих мыслей и закрывает лицо ладонями, хлюпая носом и сдерживая слёзы так, как только может. Но они все рвутся наружу с накатывающей истерикой. И Хван не в силах себя более сдерживать.

Даниэль стоит в переулке за соседним домом, полностью промокший и замёрзший. У него нет мужества подойти сейчас к Намхён, чьё тело сотрясается в рыданиях. Он смотрит на неё со стороны, словно наблюдает издалека за тем, как в чьей-то жизни произошла непоправимая трагедия. Но Кан знает, что причина горя Хван, — он. Он так сильно хочет подойти и переступить через себя, через семью, через принципы, но будто приколот гвоздями к земле.