Цветы Белого ветра

Когда Веста постучалась в ворота, со двора прикапища донеслась суетливая возня, однако открывать им никто не спешил. Через несколько минут из-за ворот раздался высокий мужской голос:

— Странник ты или враг?

— Мы бедные странники, не принесшие с собой ни умысла злого, ни напасти, — отвечал сложник, с присущей ему патетикой. — Пришли издалека, желаем пополнить ваши ряды.

Эсбер не представился, потому как знал о том, что всем новичкам без исключения положено отрекаться от своего имени. С одной стороны это было очень удобное правило, особенно для не чистых на руку людей, скрывающихся от правосудия. А с другой стороны, это же правило гласило, что через два года верной службы в прикапище, всем послушникам разрешается обращаться друг к другу не "брат", а по имени. Благодаря подобному правилу, некоторые обитатели прикапища, на зависть своим менее сообразительным собратьям, умудрялись присвоить себе имена божеств.

— Да, а еще нас ограбили, добрый брат, поэтому у нас нет никаких подарков, — жалостливым баритоном подвывала Веста, которая только минуту назад вспомнила, что в подобные заведения с пустыми руками не приходят. — Покорно просим у вас приюта.

— Добро пожаловать в нашу обитель душевного покоя, — смилостивился обладатель высокого голоса, но ворота так и не отпер.

Служитель муз и экс-ведьма обменялись недоуменными взглядами.

— Можно войти? — аккуратно осведомился Эсбер.

— Прощения просим, мы ключ от ворот потеряли, — голос, разговаривающего с ними человека стал жалостливо-плаксивым. — Сами уж который день подкоп под ограду делаем.

Веста еле удержалась от того, чтобы не сказать какую-нибудь гадость в адрес проживающих на территории прикапища братьев.

— Тогда мы перелезем через вашу "оградку", — предложил сбитый с толку Эсбер.

— Влезайте!

Вариант с деревом сразу же отметался, потому что в радиусе ста шагов, вокруг "обители душевного покоя" наблюдались одни лишь пеньки. Теперь все зависело от смекалки авантюристов.

Веста топталась на плечах сложника, который, невзирая на повышенную массу тела, все ниже и ниже оседал под весом "друга". О ее недавних стараниях, которые, увы, не принесли желаемых результатов, свидетельствовала порванная штанина и оцарапанный нос.

Через два часа бесполезного штурма оба авантюриста пришли к единому мнению, что во время войны прикапищу будет значительно легче держать осаду, нежели Синельску.

— Может, сбегать домой за лестницей? — предложил Эсбер, видя, что ему тоже не суждено дотянуться до остроконечных кольев ограды.

Внезапно что-то гулко звякнуло, ворота со скрежетом приоткрылись, и перед их глазами предстал низенький человек, облаченный в мешковатое одеяние.

— Заходите братья мои! Теперь я вижу, что вы не разбойники, а порядочные люди.

— Мелкий гад! — заскрежетала зубами экс-ведьма. Она старалась не смотреть на послушника, потому что в ее глазах слишком хорошо угадывалось желание высказать все, что думает о живущих в прикапище людях.

— Я так и знал, — прошептал Эсбер, стараясь изобразить на своем лице кроткую улыбку. — Это была проверка того, насколько мы сильны в желании к ним присоединиться.

"Врет и не краснеет! — продолжала негодовать Веста. — Знал он! А что ж тогда и словом не обмолвился?"

— Имя мое — Ягун, — представился им наставник. Он окинул пристальным взглядом пятерых послушников, которые запирали ворота на огромный дубовый засов и вновь заговорил: — Я провожу вас в каморку, где проходят духовное очищение все новоприбывшие.

— А сколько они очищаются? — попытался уточнить сложник.

— Каких-то пять лет, и вы превратитесь в достойных одобрения послушников, — туманно ответил Ягун.

"Я здесь и недели не протяну!" — мысленно взвыл служитель муз.

Из окон длинного каменного дома, на пересекающих двор незнакомцев во все глаза смотрели облаченные в бесформенные одеяния послушники. Ряды любопытствующих состояли из тех, кто сравнительно недавно примкнул к братству и еще не успел набраться от наставников должного беспристрастия. Наставники же, в большинстве своем, не проявляли ни малейшего интереса к жизни за стенами прикапища, равно как и к жизни в самом прикапище.

Установленный для всех братьев распорядок дня казался невыносимо скучным для простого обывателя: с утра до полудня хвалебные песни божествам, с полудня до захода солнца работа в огороде, переписывание свитков или групповые беседы о несовершенстве мира, после заката получасовые хвалебные песни на сон грядущий. Не лишним будет сказано и то, что прикапищный огород не мог прокормить послушников и поэтому, согласно приказу градоправителя, раз в неделю к воротам "обители душевного покоя" подъезжали груженые дармовой крупой обозы.