Цветы лотоса в грязном пруду

Он вышел из дома. Пройдя через сад к пруду, тяжело опустился на свою любимую скамейку.

Неужели судьба отвернулась от него и ему остается только покориться? А может, просто кончилось его время, и теперь ему на смену должны прийти новые люди? Но разве Кумэда — новый? Ведь он почти ровесник ему…

О тех, кто остался на монастырском дворе, он не вспоминал. Давно уже канули в Лету те времена, когда известие о чьей-либо смерти заставляло вздрагивать его сердце…

В этот утренний час старый оябун думал о себе. Если понадобится, он бросит на алтарь победы столько жизней, сколько потребуется. Поскольку в случае поражения все потеряет для него смысл. Да и Кумэда не упустит случая добить поверженного врага…

Инагаки просидел в саду до рассвета. И только тогда, когда небо на востоке покраснело, он вдруг почувствовал страшную усталость. Давно уже прошли те времена, когда он мог безболезненно не спать сутками. Тяжело вздохнув, он поднялся со скамейки и медленно пошел к дому…

Веселовский недовольно подвинул на край стола, где сидел помощник, только что полученный из Японии факс и принятый по фототелеграфу снимок.

— Ознакомься!

По тому тону, каким он произнес это единственное слово, Соловьеву сразу же стало ясно, что самому шефу знакомство с этими бумагами никакой радости не принесло.

Да и не могло принести. И сам Соловьев, прочитав факс, в сердцах выругался:

— Черт бы их взял! Не могли сообщить сразу, что вышли на этого Возного! А теперь…

Он не договорил и только махнул рукой.

Им было, чем возмущаться… Вместо живого и невредимого Возного с его связями им теперь предлагали по-любоваться его трупом и ознакомиться с подробным отчетом ночной погони!

И что было толку от всех этих японских «если бы», которыми пестрел факс, если они потеряли человека, на котором по сути дела и была завязана контрабанда шлихом. Как с российской, так и с японской стороны!

И даже если допустить, что этот Возный был промежуточной фигурой, то через него все равно можно было выйти на посредников. А потом двигаться по цепочке дальше, к началу клубка…

— Ладно, — подвел черту Веселовский, — погоревали! Надо приниматься за работу, Сережа!

С этой минуты погибший под Саппоро Михаил Иванович Возный попал под пристальное внимание Главного управления по борьбе с организованной преступностью Сахалинска. И теперь его жизнь изучалась как бы через огромное увеличительное стекло…

Через два дня после этого разговора в одной из саун в пригороде Сахалинска встретились два человека.

И надо заметить, и Веселовский, и Соловьев дорого бы дали за возможность послушать то, о чем здесь собирались говорить.

И даже не в связи с делом о контрабандном шлихе. Вообще.

Ведь здесь, на вилле одного из самых богатых предпринимателей края, в этот вечер беседовали те, кто заправлял почти половиной криминала в области.

Олег Гуляев и Виктор Корнеев… Два признанных авторитета стоящего по ту сторону закона мира…

Правда, у Веселовского и его людей была информация только на первого, поскольку Корнеев держался в тени. Он представлял собою своего рода теневой кабинет Гуляева. И о нем знал весьма ограниченный круг приближенных к тому людей…

— Плохие новости, Виктор, — проговорил Гуляев, плотный лысоватый мужчина лет пятидесяти, на правом плече которого был выколот погон, едва Корнеев вошел в сауну.

Корнеев, сорокапятилетний крепыш с прекрасно тренированным гибким телом, тщательно расстелив на полке толстую простыню, уселся на нее и вопросительно взглянул на приятеля.

А они на самом деле были приятелями. С того самого дня, когда много лет назад познакомились на одной из зон Магаданской области. И Гуляева, сидевшего за вооруженное ограбление инкассатора, не смутила «штатская» профессия Корнеева. Хотя и тот отбывал срок практически за хищение. Он умудрился прямо на заводе, на котором работал после окончания института, организовать лабораторию, где из выброшенных приборов извлекали крупицы золота, серебра и платины. Потом эти крупицы складывались в граммы и продавались на черном рынке. Корнеев не терпел бесхозяйственности. Он так и сказал в своем последнем слове. Что судить надо не его, а тех, кто эти приборы в таком виде выбрасывал. Но осудили почему-то все-таки его…

И хотя Гуляев стоял в колонии по своему статусу куда выше Корнеева, он ни разу не дал тому почувствовать свое преимущество. И даже опекал его. Но делал это, в общем-то, не так открыто, зная независимый нрав своего приятеля.

Он же и пригласил Корнеева сюда, в Сахалинск, когда начал входить в силу и ему потребовались умные и преданные люди. И за год работы между ними ни разу не возникло разногласий, хотя Корнеев не всегда соглашался с Гуляевым. На его счастье, тот относился к людям, которые все-таки предпочитали в первую очередь думать о деле, а не о своем приоритете. Впрочем, если было бы иначе, он никогда бы не стал с ним работать…

— Погиб Возный! — дождавшись, пока его советник наконец усядется, проговорил Гуляев.

— Убили? — ни чем не выдав своего удивления, спросил тот.

— Нет, — покачал головой его собеседник. — Сорвался в горах в пропасть…