Цветы мертвых. Степные легенды

А с Запада тянулись и тянулись вереницы подвод, переполненных согнанными с места беженцами. Вся эта масса стояла перед железнодорожным мостом через Донец, так как плавучий мост был разобран, и баржи спущены вниз по течению. Железнодорожный мост был в сто пятьдесят метров длины.

Подводы стояли по две-три в ряд. Но через мост не было настила. Тогда беженцы, собрав кое-какой древесный материал, соорудили настил. Подводы, тачки, люди повалили через мост неуемной силой.

Местные власти, узнав, пытались остановить этот поток, но никакие уговоры и приказы не помогали. Людской поток, валил, не переставая, весь день и ночь.

Останавливать, собственно, его не было никакой причины. Возможно лишь предположение, что власти боялись, чтобы «на хвосте» беженцев не ворвались немцы. Мост же был стратегический и подлежал взрыву и потому был минирован заранее. Немец же был еще далеко.

И вот власти все-таки решились… Неожиданно раздался страшный треск и грохот, и через мгновение на перемывавших в реке подгорелое зерно посельчан посыпались обломки деревянного настила, куски железа, бетона, части подвод и груза, части тел лошадей и головы, руки, ноги и туловища людей, бывших на мосту…

Перепуганные посельчане в паническом ужасе бросили с трудом набранное добро и разбежались кто куда. На мосту могло поместиться около 500 человек с подводами. Все они были или убиты и разорваны на части, или утонули в глубокой реке.

А мост, разорванный в двух местах, повис кружевами пролетов над окровавленным Донцом.

Не попавшие еще на мост разбежались в страхе, бросив свои подводы.

Двое суток лошади стояли у крутого обрыва в числе нескольких сотен, непоеные и некормленые, пока жители не освободили сцепившихся колес у подвод.

Но немец все еще не приходил. Через несколько дней навели кое-как плавучий мост и пропускали по одной машине.

– Немец идет сзади! – кричали они. – Уничтожайте все! Уходите сами! Где дорога на Сталинград? Не давайте немцу ни пить, ни есть! Не пускайте в квартиры на ночевку! Немцы насилуют женщин, девушек и девочек! Сопротивляйтесь ему всеми своими силами!..

– Чего же ты-то не сопротивлялся ему? У тебя, ведь, винтовка! – ворчали старые люди.

Но немец еще долго не появлялся. Приходили новые и новые красноармейские части, уничтожая все возможное и спрашивая дорогу на Сталинград. Уничтожали, словно уходили навсегда и будто делали это не в своей стране, а в завоеванной.

* * *

А темными ночами посельчане в тревоге прислушивались к зловещему гудению советских самолетов, где-то очень высоко в воздухе. Под утро ежедневно кидали две-три бомбы наугад.

Жители не спали всю ночь, дрожа под кроватями, столами, в погребах, ожидая смерти от своих же и проклиная их. На угрозы, что «немец идет» и что «немец насилует», не обращали внимания. Пусть будет – что будет!

«Ну, и пусть его идет… Хоть порядок установит», – рассуждали ко всему готовые посельчане, ожидая немцев.

И вот, наконец, немец пришел. Свое появление он ознаменовал налетом на железнодорожную станцию, не имевшую никакого военного значения при отсутствии взорванного моста.

На рассвете раздались первые взрывы со стороны станции: несколько самолетов сбросили свои первые бомбы.

Из поселка было видно, как они по десять в ряд подплывали к станции и, одновременно спикировав, бросали по одной бомбе и немедленно уходили в сторону, давая место другим десяти. Новые делали то же самое и совершенно так же. И потому все походило на игру или на обучение.

Над станцией черные клубы дыма и белого пара. Это взрывались паровые котлы у паровозов и горели склады с зерном, одеждой и керосином.

В поселке смятение. Но вот появился слух, что будут давать в кооперативах хлеб на 15 дней. Этого было достаточно, чтобы женщины, забыв страх, с мешками устремились к лавкам, находившимся на главной улице, и немедленно образовали длинные очереди вдоль кварталов.

Очереди привлекли внимание немецких летчиков и те принялись поливать свинцом вдоль улиц, принимая баб, видимо, за красноармейцев. Потом принялись кидать бомбы. Но женщины… не бежали. Страх перед голодной смертью победил страх быть убитыми.

И вся бабья очередь легла вдоль стен домов, не покидая своего места. Прикрыв головы мешками и кошелками, они, обнявшись одна с другой, лежали, не шевелясь. Не было ни ругани, ни ссор. Смерть объединила всех в одном порыве – спастись… На них сыпались битые стекла, штукатурка, камни, земля. Приняв, видимо, их за убитых, немцы прекратили обстрел.

Но кто-то ухитрился с чердака партийного клуба палить по немцам из пулемета. Тогда они снова возобновили бомбардировку, со всей немецкой методичностью. Валили целые кварталы и кидали на воздух дома.

Окраины горели. По поселку бежали остатки переправлявшихся по плавучему мосту красноармейцев. Они забегали во дворы, прятались в погребах. Каждого, появившегося на улице, немцы немедленно обстреливали, принимая его за красноармейца.