Жители отсиживались в погребах. Одна девушка-комсомолка просидела в погребе шесть дней бомбардировки и, когда вышла, выпросила у матери нательный крест, какового не носила раньше, так как не была крещена. Она прицепила его к сорочке и носила.
– Я никогда теперь его не сниму. Я так молилась, так молилась!.. – говорила она окружающим…
– Как же ты молилась? Ведь ты же не знаешь молитв! – смеялись женщины.
– Я молилась по-своему, и Бог меня спас, – отвечала девушка.
– То-то же, – назидательно говорили бабы.
Поздно ночью в поселок вошли советские танки. Ожидая боя, жители поселка ринулись вон, невзирая на ночь. Танкисты гнали их, так как беженцы мешали движению, увеличивая суматоху. Над танковой колонной стоял гомон и всесоюзный «мат», словно это не воинская часть, а базар.
Наконец, вся масса выбралась в степь и разбрелась по ней. Над степью распростерлось небо: вдали висел огромный красный фонарь-ракета, расцветшая сначала в пышный цветок, потом, меняя форму, застыла надолго в виде какой-то зловещей, дьявольской улыбающейся маски. В воздухе гудели самолеты. Всю ночь двигались танки на Сталинград.
Приход немцев
Следующее утро осветило поселок, в котором уже не было ни одного красноармейца. Два дня поселок не был занят ни русскими, ни немцами. На утро третьего дня донеслись гулкие выстрелы с востока. Говорили, что при переправе около полутора тысячи подвод с беженцами было уничтожено по берегу реки, и все четыре парома потоплены.
А к вечеру того же дня, по пыльной дороге с запада, в поселок въезжали на мотоциклах упитанные, румяные, веселые молодые люди в стальных шлемах с автоматами, в числе не более бо-ти солдат.
Они без единого выстрела уже прошли было притихший, словно вымерший поселок, как с высокого холма за поселком загремели выстрелы. Красная рота, расположенная в окопах за поселком, при появлении этих немецких автоматчиков, быстро отступила, оставив без предупреждения своих пулеметчиков. И те, не зная об отступлении роты, открыли огонь с тыла по немцам.
Пули свистели вдоль по улицам. Начавшие уже вылезать из своих убежищ, наиболее смелые жители поселка снова попрятались.
Немецкие же автоматчики, не зная, откуда они подверглись обстрелу, быстро рассыпались по улицам по двое-трое и принялись искать красных во дворах, сараях и погребах. Они врывались во дворы и хаты и обыскивали все углы и закоулки. Иногда, видя вдали убегавших жителей, они обстреливали их, принимая за красноармейцев. Врываясь же в хаты, они осматривали и ощупывали каждого жителя, ища у них оружия, приводя жителей в трепет и в то же время в восхищение своей смелостью.
Осмотрев хату и двор, такой автоматчик оставлял людей в покое. Когда же немцы выяснили, откуда идет обстрел, они уничтожили четырех пулеметчиков, предательски оставленных красными.
Покончив с неприятелем, автоматчики мирно стали располагаться на отдых, как будто ничего не случилось. Они уже, видимо, привыкли за тысячеверстный беспрепятственный марш к мирному занятию селений и миролюбивому отношению к ним населения. Они преспокойно располагались во дворах, оставляя свои мотоциклы, уходили безоружные к реке и купались там.
Наблюдавшие из своих щелей жители постепенно начали вылезать из своих убежищ. Советская пропаганда слишком перестаралась, распространяя про немцев неверные слухи, и тем достигла совершенно обратных результатов.
Русские, не видя в немцах ни грабителей, ни убийц, ни насильников, уже доверчиво подходили к неприятельским солдатам, молодым, бравым и хорошо одетым, быстро завязывали с ними мирные отношения. Почти каждый автоматчик имел в петлице орденскую ленточку Железного Креста «За храбрость». И это было в их пользу.
Девушки и молодые женщины, видя, что «страшные» насильники ни в какой степени не проявляют по отношению к ним своих «звериных» намерений, подходили к немецким солдатам, кокетливо улыбаясь, знакомились с ними сами… И вскоре, на всех улицах, где были автоматчики, слышался веселый смех и коверканная русско-немецкая речь.
Мне кажется, все-таки, что только русские способны так быстро забывать только что пережитый страх и беспечно веселиться после пронесшейся бури. Словно и не было бомбежки в течение двух дней, и не свистели пули вдоль улиц…
Уже вечером, при взошедшем месяце, слышалось из затихших дворов:
– Русски девучка ist gut! – Немецкий солдат – хорош…
– Сталин ist nich gut. Nur Гитлер ist gut.
Этой музыке вторили слетевшиеся к своим гнездам соловьи, свистели, щелкали, страстно призывая людей к миру, спокойствию и любви.
Долго не засыпал поселок в ту ночь. Жители собирались кучками и обсуждали происшедшую перемену и сравнивали появившееся спокойствие с суетливым временем ушедшей советской власти. Старались разобраться, и приходили к выводу, что вся сталинская пропаганда – ложь.
Старики уже прикидывали, как они будут теперь без колхозов и ГПУ, а молодежь тем временем в садах и в тени отдельных деревьев, не заботясь о будущем, жила настоящим счастливым моментом.