Высокий, мордатый, рыжий и ражий, он удачно являл в немецком представлении тип казака архаических времен Тараса Бульбы. Немцы ему верили. Савка же им врал и надувал их на каждом шагу, творил свои дела и делишки между Донцом и Новочеркасском, вызывая недовольство у населения и зависть у соседних атаманов.
А когда эти атаманы, возмущенные поведением Савки, решили разоблачить его в глазах немецкого командования и пригласили его на атаманское совещание, чтобы схватить его и выдать немцам, Савка явился в своем фантастическом одеянии, но с немецким автоматом в руках. Своего вестового, тоже Савку, поставил у входных дверей, демонстративно приказав ему во всеуслышание:
– Ежели кто из них (жест в сторону остальных) побегить отсель, стреляй безо всяких!
Сам же сел, не снимая бурки, в самом центре заговорщиков из 48 атаманов и старост. Увидев такое поведение Савки, атаманы и старосты притихли, т. к. не знали, что хорошего еще имеется у Савки под буркой, кроме его автомата.
Собрание прошло спокойно. Говорили о пустяках. Немецкий комендант не дождался разоблачений и, рассердившись, встал и, пожав руку Савке, сказал ему:
– Gut, Kosak!
А Савка преспокойно вышел вон, сел в линейку и, откозырнув «по-офицерски» смутившимся господам атаманам и старостам, отбыл восвояси.
В день ев. Екатерины в станице Екатеринославской был престол. Донец сковало льдом, и через него шла санная дорога.
В центре станицы, на пригорке, в деревянной старенькой церкви, только что освобожденной от всякого хлама и мусора, толпились мужчины, женщины и дети. Ждали гостей из Новочеркасска. Наконец, колокольный звон, изображаемый ударами палкой по подвешенному на проволоке куску рельсы, известил, что через Донец едут гости.
Тройка лихих взлетела со льда на пригорок и подкатила к церкви. Гости, а за ними и жители, вошли в церковь. Отстояли молебен. Молебен прошел чинно, по-старинному. Пел местный хор. Многолетие Всевеликому Войску Донскому, гостям и присутствующим грянули с таким воодушевлением, что стекла верхних рам нажужжали, будто сотни пчел застряли между ними. Вышло торжественно. Под последнее многолетие хлынули из церкви.
Местная казачья команда приготовилась к параду. Савка находился среди гостей. Собственно, Савка их и выдумал, он же их и привез. Какой-то немец, говоривший по-русски, обратился с речью к казакам. Но вдруг неожиданно пошатнулся, выблевал из переполненного желудка и повалился на землю. Его подхватили, но было уже поздно. Казачки с отвращением расходились в разные стороны; казаки-старики, ворча что-то в свои, видевшие немало на своем веку седые бороды, торопились уйти с площади, словно они были причиной непристойного поведения гостей.
– Ну, ува-жил, нечего сказать… – шептались казачки. – В такой-то де-ень. О, Гос-по-ди!!
Командир команды, увидев такую картину, вздыбил своего вороного жеребца, и повернув его на задних ногах, пустил во весь опор под откос к Донцу, с криком:
– Позор! Позор!!
– Стой! Стой! Костя! Куда ты? Сто-й! – кричал смущенный и растерявшийся станичный атаман. Но командир команды уже мчался, стремглав, по ледяному покрову блестевшей под солнцем реки, выметая алмазные искры из-под подков своего жеребца.
Вот в эти-то дни, по станицам и хуторам Дона и Донца ходило по рукам письмо ген. от кавалерии П. Н. Краснова. Ко времени переживаемых Донцом дней, П. Н. Краснову было 73 года.
Когда-то еще в 1919 году, отдавая атаманскую булаву, ген. Краснов сказал свое последнее слово:
– Вы, господа, меня еще позовете!
Но теперь, на предложение донцов взять опять власть над Войском в свои руки, ответил отказом. Петр Николаевич был стар и сильно страдал от кровоточившей открывшейся раны в ноге, полученной им в конном бою под Залещиками в Галиции в 1915 г.
Появление этого письма не вызвало доверия. Тем более, что было отпечатано очень скверно и безграмотно на пишущей машинке и без подписи.
В этом письме, якобы, ген. Краснов отказывался от чести, предлагал донцам выбрать себе атамана из числа уцелевших офицеров не старше 47–50 лет.
В эти дни, действительно, в Новочеркасске оказался, приблизительно такого возраста, полковник Павлов Сергей Васильевич, объявивший себя Походным Атаманом Войска Донского.
Проживавший в станице Б. Калитве, полковник Бобрухин для проверки отправился в Новочеркасск. В старую донскую столицу Бобрухин прибыл ровно в полночь на Новый 1943-й год.
Миновав притихший в полной темноте большевицкий Хотунок, вошел в город через Триумфальную арку. Цель поездки Бобрухина в Новочеркасск заключалась в том, чтобы выяснить положение, в котором находятся казаки по отношению немецкого командования, и представить Павлову постановления станичных сборов о желании станиц участвовать в войне и формировании полка из станичной молодежи.