Цветы мертвых. Степные легенды

От стодола отделилась цепочка людей и поползла темной змейкой к лесу. Бренькали котелки, стучали ружейные ложи неловко друг о друга, кашляли мужики и всхлипывали бабы.

Лес дремал предрассветным крепким сном.

* * *

На казачьей заставе тоже спали. На востоке еще слабо мерцали звезды. Будто серее стало небо. А, может быть, только казалось так уряднику Лозовому. Он решил немного прилечь.

«Что-то нет долго фуражиров обратно. Наверно спят там в сенах. Оно и не плохо», – подумал он. Как вдруг лес резко ахнул всем своим гигантским телом от ружейных выстрелов: «ах-ха, ах-ха, ах-а-а-а…».

– Вставай! Тревога! Никак фуражиры палят! – скомандовал Лозовой.

А лес все ухал и ухал, тяжело и долго. И когда застава выбежала на дорогу, оборвался звук последнего выстрела и булькнул глухо, будто в болота упал. И только эхо еще немного шумело по лесу, передавая последнюю новость.

Навстречу бегущим по дороге казакам – дробный конский топот. Одинокая испуганная лошадь, храпя и в страхе шарахаясь от собственной тени, мчится во весь опор навстречу казакам. Промчалась мимо, не давшись в руки, оставив лишь за собой острый запах конского пота.

* * *

В деревне, где гуляли казаки, только к полуночи угомонились. Затихла гармонь. Люди разошлись по избам спать. Жена казачьего вахмистра Фоменко, Тамара, залезла под легонькое старенькое одеяло и заснула быстро. С вечера она поссорилась с мужем. Сашка был выпивши, ухаживал за местными девками и, собираясь на ночь за сеном, надел новые сапоги и новую рубаху.

– Это еще что за наряды? Нечего выряжаться… это чтоб по девкам там лазить? Хорош и в старых будешь, – сказала Тамара мужу.

Потом проводила до ворот, сама и карабин подала. Заснула теперь крепко.

Вдруг среди ночи – не то сон, не то явь. Видит: стоит ее муж Сашка в дверях с повязанной головой, и повязка в крови. Тамара испугалась и, схватив одеяльце, как спала летом голая, так и кинулась в другую комнату к соседке.

– Буду с вами, девки, спать. Боязно мне что-то.

* * *

Утром она проснулась поздно, против обыкновения. День обещал быть ясным. Тамара напилась чаю и завела граммофон. Кликнула девчат, и начали танцы. Под граммофон и танцы не заметили, что по улице идут верхами казаки. Ночью была тревога, а Тамара и не слышала.

Кинулась к окну. Казаки ехали молча. Не слышно было обычного говора и песен. Лошади брели, понурившись, бороздя дорогу ногами, не подбадривали их всадники и не пускали «тропотой», задирая им голову. И сами сидели не подбоченясь, и не перебрасывались шутками со встречными бабенками. Угрюмы были лица всадников. Молча шли сотни.

Тамара, увидев казаков, выбежала на улицу босая. По привычке, крикнула казакам что-то шуточное, но не получив, как всегда, такого же ответа, удивилась:

– Чтой-то вы такие сурьозные сегодня? – спросила она, скаля ровные остренькие зубки.

– А тебе-то, кажный день танцы, что ли? – ответил молодой казачок, сердито насупив папаху на глаза, и проехал мимо.

– Эй, казаки, чего носы повысили? Где вахмистр Фоменко? – спросила Тамара, всматриваясь в конец сотенной колонны, где всегда гарцевал ее Сашка на вороном жеребце.

– На подводе едет, – ответил пожилой кубанец, вытирая рукавом вспотевший лоб.

– Че-во-о? – удивилась Тамара.

Но уж-с тревога закралась в душу.

– Чего? Заленился… выпил вдоволь красного вина… Сам, говорит, жить теперь буду, не хочу к Тамарке… – пошутил кто-то из молодых.

Тамару знали все. Не только казаки одной кубанской сотни, где служил ее муж, но и другие. И она знала всех. Вахмистерша была слишком молода, и казаки смотрели на нее, как на легкомысленную девчонку, зная, что изменяет Тамара своему Сашке, как и он ей. И многие из молодежи знали ее близко. С ней больше шутили, чем разговаривали серьезно.

Тамара взглянула вдоль рядов и заметила раненого с подвязанной рукой. Потом другого… потом еще – с перевязанной головой, поддерживаемого двумя казаками.

– Девочки! – крикнула она в окне своей хаты. – Казаки раненые едут! И Сашки чевой-то нету… – и она, кинулась бегом вдоль конной колонны по дороге.

Добежав до обоза, увидала па подводе казака.

– Ой, убитый! – крикнула Тамара.

И побежала дальше вдоль едущих подвод. Там увидала второго убитого.

– Убитый! – снова крикнула Тамара, и инстинктивно прибавила бегу к следующей подводе.

Но лежавший в ней раненый узнал ее и глазами показал на следующую подводу. Тамара подбежала к ней и едва устояла на ногах. Схватясь руками за край телеги, она пошла рядом. На соломе, прикрытый шинелью, лежал лицом вверх ее Сашка, с перевязанной окровавленной повязкой головой… Таким, каким видела его Тамара ночью… Восковое лицо Сашки было строго, и по крепко сжатым губам его ползали две черные мухи.

* * *

Подводы остановились посреди села. Их мгновенно окружили выбежавшие из изб казаки. За казаками потянулись жители: мужчины, женщины, дети. Сермяги, лапти, спутанные, седые, рыжие бороды, испуганные лица женщин, бледные девичьи, удивленно-любопытные детские и хмурые – стариков и старух окружили подводы со страшным грузом. Некоторые женщины плакали, вытирали слезы уголком головного платка.