Цветы мертвых. Степные легенды

Я заглядывал в рот, ничего не находил необыкновенного, так как до этого ничьего неба вообще не видел и заканчивал свое хирургическое наблюдение крепким поцелуем, предварительно закрыв ей рот.

Так и продолжалось все лето. Но однажды в осенний день Ольга на свидание не явилась. Я прождал напрасно несколько часов, продрог и с горя пошел и постучал в окно к первому ее любовнику и сказал, что Ольга и меня обманула.

Выпили вместе за общую неудачу и разошлись спать.

С того вечера я потерял Ольгу из вида. Говорили, что она уехала с каким-то тщедушным господином, но куда, неизвестно. Наша станция железной дороги была, как на грех, узловая. Поезда отходили ежечасно, по всем направлениям. Южный городок, где масса проезжих, и девицы очень легко исчезали.

* * *

С той поры прошло более двадцати лет.

Как-то очутился в «Винете», и в одной из комнат, где не было так шумно от репетиций, услышал неожиданно, как знакомое сильное сопрано напевало на мотив вальса:

«Прош-ла лю-бовь…»

Я обернулся так резко, что певшая женщина в синем хорошем шевиотовом костюме посмотрела на меня и прекратила пение, остановившись на полуслове.

Через секунду мы уже стояли, не обращая внимания на окружающих, держа друг друга за руки.

– Оль-га?

– Бо-рис?

– Куда ты тогда девался? – спрашивала она. – Тогда вечером, помнишь?

Я знал, что она лжет. Так как тогда, именно тогда я честно прождал ее несколько томительных часов. Но все-таки в свою очередь сказал:

– Куда вот ты девалась?

Ольга честно взглянула на меня глазами с расчесанными ресницами и так же честно ответила:

– Я прождала тебя весь вечер. Продрогла, было сыро, очень сыро, я отлично помню… Но ты уже поседел… вот здесь на висках… тебе… идет…

Конечно, это была обыкновенная уловка скрыть свое смущение, но меня она нисколько не рассердила. Воспоминания нашей молодости, уже давно сгладившаяся давнишняя обида растаяла, как лед под солнцем и было только одно желание насладиться встречей, такой неожиданной.

Никого из мужчин при Ольге не оказалось, как это ни было странно: в то страшное время каждая одинокая женщина искала и находила защитника.

Я немедленно посчитал себя именно им для Ольги и с радостью занял это место.

Начались более частые мои посещения этой «Винеты». Присутствовал на каких-то правах на репетициях. У Ольги репертуар состоял из русских песенок и романсов русских и иностранных, переведенных на русский язык.

«Песенки Беранже» были ее обычным репертуаром, и Ольга исполняла их превосходно. Слушатели в течение нескольких минут ее исполнения видели перед собой не сорокалетнюю женщину, пережившую не одну страсть и не один роман, а то семнадцатилетнюю наивную девушку, то семидесятилетнюю старуху.

Коронным ее номером был романс немецкого автора: «Гадание». Во время его исполнения Ольга так перевоплощалась в страдающую обманутую молоденькую девушку, что зрители совершенно, казалось, забывали, что перед ними артистка. Так казалось и мне.

У каждого из нас, слушателей, к тому времени было уже столько пережитого, возможно и подобного, ибо обманутые слепой фортуной, за которой мы, не глядя, пошли, а потом были ею жестоко преданы, носили на себе лишь следы от брошенных ею в нас камней и комков грязи, магически обращенных ею же из тех цветов, которые она расстилала нам на первых шагах наших жизней.

Поэтому естественно мы все было склонны к болезненному восприятию всего, напоминающего нам молодость, и чрезмерно чувствительны, иногда до слез.

Песенки Ольги волновали, будили воспоминания о прошедшем и, конечно, невозвратном, и приводили и восторг. Особенно «Гадание». Я не помню всех слов этого романса. Мне запомнились лишь отдельные отрывки:

«С тех пор не верю я цветам».

Помню Ольгу в длинном до полу полосатом, из красных, зеленых и черных цветов, модном платье на плохо освещенной сцене остовского барака с грустным лицом молоденькой девицы, переживающей первый обман:

«На ска-мей-ке в том же… са-ду…
Я услы-ха-ла… те же… сло-ва…:
Лю-бит, не лю-бит?… лю-бит, не лю-бит..?»

В бараке тишина. Все напряженно слушают. Будто сами гадают и ждут, что скажет гадалка. Будто решается их участь.

Но вот певица закончила:

«И… как тог-да… цве-то-чек сол-гал…
С тех пор не верю я-a цветам!»

Певица уже раскланялась, но в бараке стоит тишина. И только придя в себя, толпа грохнула потрясающими и стены барака, и душу аплодисментами. Уже хотелось плакать не только от песенки, но и от того охватившего чувства единства, здесь на чужбине собранного в мощный рев словами незатейливой песенки.

Я как-то спросил Ольгу, почему она никогда не поет на бис эту полюбившуюся нам песенку. Ольга ответила:

– Я очень люблю биссировать, как и все мы, артисты. И с особенным чувством удовлетворения пою перед нашими русскими парнями и девицами, и едва ли не более получаю удовольствия сама, чем слушатель: я люблю петь. Но «Гадание» я не могу повторять, слишком оно близко мне.