Цветы мертвых. Степные легенды

– В кино – и театр, и опера, и комедия. Недорого и по карману. А на театр у нас денег нет и, кроме того, мне к весне нужны новые туфли, – резонно доказывала Лидия Павловна.

Нужно сказать, что Лидия Павловна всегда была очень резонна. И все ее резоны «просто нечем было крыть».

Иван Иванович молчал, но свой план счастливой находки не оставлял, держа его в строжайшем секрете от жены.

* * *

И вот, в субботу под Рождество по старому стилю, выйдя из трамвая номер 246, он пошел по темному переулку пинать ногами свои пакеты.

Уже давно его старые мозоли на пальцах ног болели от своеобразного футбола. И даже после одного неудачного удара по кирпичу у него отлетела подметка. И Ивану Ивановичу пришлось выслушать от жены немало хороших речей, содержанию коих позавидовал бы любой экономист. Но футбол продолжался.

В этот вечер, недалеко от своей квартиры Иван Иванович увидел женщину, вынесшую белый узелок средних размеров из дверей нижнего этажа и оставившую его на улице. Сама же скрылась в доме.

– Вот оно самое и есть! – воскликнул Иван Иванович, и с приемами пинкертоновского сыщика прошел мимо узла, не поддав его ногой. Уж слишком ясны были доказательства. Можно было и убить ребенка.

«Хитро придумано. Умница! Замечательно. Родила, выносила и положила у собственной двери. Кто же догадается, чтоб нашлась такая дура, чтоб подбросить ребенка себе под дверь. Все будут думать, что подброшен издалека. Умно сделано».

И Иван Иванович пожалел, что не видел лица женщины. По его мнению, она должна бы быть хорошенькой. Что-то дрогнуло в нем, где-то 30-летней давностью и сейчас же утихло.

А так как женщина долго не возвращалась, и на улице никого не было, он приступил к выполнению своего плана. Прошел несколько раз мимо и, услышав, что в узелке что-то пискнуло, не выдержал и, схватив его, пустился со всех ног своей 70-летней скоростью. И немедленно за ним застучали женские каблучки.

– Хочет знать, кто взял, – подумал Иван Иванович и прибавил паров. Позади тоже прибавили ходу.

Иван Иванович чувствовал погоню, слив в один звук свои шаги с ударами своего сердца.

– Черт возьми! Чего она бежит за мной? Сама подбросила, а теперь бежит. Раздумала? Дура! Нужно было раньше думать, а потом рожать. А то: рожают, потом бросают, а потом бегут за ними…

Иван Иванович от непосильного бега начал задыхаться. Его 70-летнее сердце не выдерживало такой нагрузки. Он сбавил шаг. Тогда и позади сбавили шаг. Иван Иванович снова устремился вперед. Позади каблучки застучали еще энергичнее.

От таких неожиданных перемен аллюра у Ивана Ивановича уже подгибались ноги.

«Ну что, если она меня поймает?» – Ивану Ивановичу уже мерещились карабинеры.

«Бросить, что ли? – уже подумал беглец. – Нет! А вдруг она совсем не его мать и просто так бежит за мной. И ребенком не интересуется и, конечно, не подберет его. Тогда оставленный ребенок может замерзнуть… Еще в тюрьму попадешь. Тут у них это живо. Тоже какая-нибудь, этакая… легкомысленная, с узенькой талией, широкими бедрами, с торчащим подпертым бюстом… и прочими соблазнительными прелестями, черт бы ее брал», злился Иван Иванович на воображаемую мамашу ребенка. В это время в узелке что-то пискнуло.

Иван Иванович ринулся вперед, нежно простонав: «ре-бе-но-чек».

Уже давно миновал он свой квартал, как женские каблучки вдруг смолкли. Тогда Иван Иванович с резвостью, совсем не присущей его возрасту, юркнул в чужую калитку и скрылся во дворе. Каким образом он попал потом к своему подъезду, он так потом и не мог вспомнить: «Отстала», – обрадовался Иван Иванович, пыхтя всходя на лестницу.

* * *

Жена его ждала у накрытого стола и волновалась. По ее расчету муж должен был бы давно вернуться.

Неожиданно позвонил звонок. Лидия Павловна отворила дверь, но увидев у мужа в руках незнакомый узелок, отступила назад:

– Что это? Что это в руке? Откуда?

– Это, это… знаешь… подожди… я очень устал, – промямлил Иван Иванович. Лидия Павловна при таком виде мужа не на шутку заволновалась:

– Да что у тебя? За тобой, что, гнались, что ли? Что с тобой? Говори, несчастный.

– Да тут, того, одно дельце приключилось, – ответил Иван Иванович, не глядя на жену, и подозрительно прислушивалась к наружным звукам.

Вдруг он с узелком ринулся в столовую, но наскочив на препятствие, тяжело опустился на стул. Перед ним стояла горой Лидия Павловна:

– Говори, что у тебя там? С ума ты сошел или совсем выжил? Оглядываешься, прислушиваешься. Что, ты украл что-нибудь? Говори! Этого еще не доставало. Господи.

Всякие грехи были у Ивана Ивановича, но все-таки Лидия Павловна считала его честным человеком с общественной точки зрения. А тут она увидела, что с мужем что-то случилось небывалое.

На столе в столовой стоял холодец, горчица, хрен, вино, белый и черный хлеб. Лидия Павловна грустно осмотрела стол и заплакала. Кругом была тишина, не стучали празднично двери квартир, не шлепали по лестнице суетливые шаги, ни смеха, ни говора не доносилось снаружи. У местных жителей были будни. Все спали. В этот момент в узелке что-то громко пискнуло. Лидия Павловна была женщина и не лишенная женских инстинктов.