Цветы мертвых. Степные легенды

Вдруг где-то далеко полковые трубачи заиграли вальс: по романсу Рубинштейна «Березка». Медный баритон грустно рассказывал под кажущийся нестройным аккомпанемент альтов и валторн:

«Ах, мне изменила подружка моя, и солнце померкло с тех пор для меня…» – о старой и вечной измене. И не успели сердитые басы-геликоны успокаивающе сделать переход, как полковой штаб-трубач на серебряном корнет-а-пистоне уже выводил с какой-то безнадежной страстью:

«Я же с сердцем разбитым живу да жи-ву…»

И сейчас же по стене, из особенно грязного пятна, выглянуло знакомое личико. Но Николай Николаевич никак не мог вспомнить – где он его видел. Мозг работает. Но память слабеет. Какие-то отрывки мысли:

«Что, брат, видно не забывается? Старая любовь не ржавеет… Ты-то хорохорился сегодня после трех рюмок. Не притворяйся… Ложь! Не забыть тебе до самой смерти!.. Если б встретил сейчас… не ручайся за себя!..» – настойчиво кто-то твердил над ухом. Но голос этот перебивает отдаленная канонада, потом пулеметная дробь… все ближе… ближе… Уж вот совсем отчетливо выстукивают пулеметы свой смертоносный мотив: та-та-та… та-та-та…. захлебываются, как гончие на травле. Позади тяжелый, дробный топот сотен конских копыт.

* * *

С улицы снова доносятся выкрики продавцов. Николай Николаевич как будто очнулся на миг. Вспомнил про поставленный на газ котелок, что открыт рубинет… Пытается подняться с постели, но беспомощно падает на подушки и немедленно вспоминает, где он видел знакомое личико.

«Ну, конечно, она! Как это он сразу не узнал. Ведь все же это было… И река, и дорога, и туфля, и шарф… И откуда он взял, что он газетчик? Чепуха какая то! Неправда!! Он всегда был драгуном Императорской старой армии. Не мог он быть газетчиком. Всегда он был вместе со своим славным полком… Вот и сейчас мчится он впереди своего дивизиона навстречу врагу… Вот они, его храбрые драгуны!» И Николай Николаевич, привстав на стременах, оглядывает солдат и видит совсем близко их лица, морды лошадей, окутанные легким паром их дыхания, наклоненные «к бою» пики первой шеренги и поднятые шашки второй. Он выпрямляется, и громко и задорно, как всегда, командует:

«Ура!!» и слышит, как сотни голосов дружно отвечают ему грозным русским боевым кличем:

«Ур-р-а-а-а!!»

Его чистокровный жеребец «Фра-дьяволо», как на скачках, зло прижав уши, стелется, легко сокращая расстояние до неприятеля. Николай Николаевич видит уже бледно-серое от ужаса лицо пулеметчика, выглянувшее на него из-за пулеметного щита, и взмахивает шашкой. Он ощущает запах едкого лошадиного пота. Грива коня хлещет его по лицу и не дает ему дышать. Николай Николаевич жадно хватает морозный воздух, отстраняет левой рукой гриву, но ему почему-то не хватает воздуха. Дышать все труднее… Он чувствует, что задыхается и теряет сознание и одновременно сильный толчок в сердце. Словно пуля пронизала. «Убит», – мелькнула последняя мысль, и полковник свалился на землю со своего «Фра-дьяволо».

Черная хмара теплых разгоряченных конских тел с шумом пролетающего аэроплана промчалась над ним и закрыла от старого Императорского драгуна весь мир навсегда.

«Русская мысль», Париж, 26 августа 1953, № 583, с. 6.

Подкидыш

Иван Иванович возвращался в сочельник по старому стилю поздно вечером с работы домой. Было уже и часов ночи, когда он подходил к своей квартире на окраине большого города.

Квартиру он занимал в нижнем этаже пятиэтажного дома. В этот вечер Иван Иванович очень спешил, так как хотел вместе с женой провести сочельник православного Рождества.

Сочельник, как известно, для нас на чужбине это день воспоминаний, вздохов и слез, и тоски конечно, по ней единственной – Родине, хотя у Ивана Ивановича «там» уже никого не осталось.

Выбрался он из России вместе со своей благоверной, законной женой Лидией Павловной с тридцатилетним стажем. Как он прожил с ней все эти 30 лет при полном несходстве характеров и привычек и вкусов, Иван Иванович не мог дать себе отчета.

Во-первых, Иван Иванович был высок ростом, худ и медлителен. Лидия Ивановна, наоборот, невысока, кругла, сдобна и катилась шариком по своей жизни.

Иван Иванович был на вид угрюм, сосредоточен и казался умным. Лидия Павловна – весела, хохотлива, стрекотлива и казалась… Мало ли, что в женщине покажется, не о всем же говорить, нужно уметь держать женские секреты нам, мужчинам, награжденным от природы и т. д.

Во вкусах Иван Иванович тоже расходился с Лидией Павловной. Она любила крепкий кофе, а Иван Иванович – чай. Лидия Павловна – хороший поджаренный кусочек мяса, он – рыбу, и притом вареную. Она предпочитала белую булочку, он – черный хлеб. Даже шоколад они любили разный: он – сладкий, что-нибудь вроде Нестле, а она – горький, крафтовский.

Из овощей Лидия Павловна любила петрушку, картофель, фасоль. Он – укроп, редьку и репу.