Цветы над адом

Она добралась сюда пешком по дороге, ведущей от деревни до плоскогорья. Затем прошла по тропинке, огибающей гору с противоположной стороны, чтобы сократить путь. Озеро источало едкий запах водорослей и болотного ила. Оно казалось земной зеницей.

Оказавшись перед входом, она совсем запыхалась, а из аккуратного шиньона выбилась кудрявая прядь. Проверяя чистоту туфель, она заодно подколола и непослушный локон. Массивная дверь распахнулась прежде, чем девушка успела коснуться звонка в форме волчьей головы. На нее сурово смотрело широкое, неопределенного возраста лицо.

— Полагаю, вы и есть Магдалена? Следуйте за мной.

Медсестра Агнес Браун была точной копией Школы, в которой она обитала: неприступной и запущенной. Густые седые волосы обрамляли еще довольно молодое, вопреки ожиданиям Магдалены, лицо. Эта женщина могла бы без особых усилий выглядеть куда привлекательнее, но, видимо, в Школе царили иные порядки. На собеседование Магдалену попросили явиться без макияжа, с гладко зачесанными волосами и в неброской одежде.

С холодной вежливостью Браун показала девушке то, что считала своими владениями, судя по надменной, царственной походке, которой она шествовала среди мрамора, позолоты и остатков роскошной мебели. В здании царила такая тишина, что Магдалена спросила себя: куда подевались воспитанники?

Аккуратный вход украшала мозаика с гербом Австро-Венгерской империи — двуглавый черный орел на золотом фоне. На стенах теснились изображения охотничьих сцен. Единственным мрачным пятном в этом полинявшем царстве были настенные часы с головами мавров по бокам. Выражение их вырезанных из черного дерева лиц наводило ужас, а из распахнутых ртов торчали острые клыки из слоновой кости.

Агнес Браун заметила удивление, промелькнувшее на лице Магдалены.

— Материал для этой вещицы доставили прямо из Африки, — польщенно пояснила она. — Часы принадлежали семье управляющего. Затем он преподнес их в дар Школе.

Магдалена сочла часы отвратительными, но через силу улыбнулась.

Теперь Браун неторопливо изучала ее, скрестив руки на животе.

— Сделано со вкусом, не правда ли? — поинтересовалась она.

— Да, — пролепетала Магдалена, тут же осознав, насколько фальшиво прозвучал ее ответ.

Взглянув на женщину, Магдалена заметила улыбку на ее лице. Агнес Браун выглядела весьма довольной.

— Не смущайся, — услышала в ответ Магдалена. — Твоя маленькая ложь говорит о том, что ты сможешь приспособиться к этому месту. Работа в Школе требует преданности. Это значит, что тебе придется поступиться личной свободой — в том числе и свободой мысли. Ты со мной согласна?

Магдалена и сама не заметила, как утвердительно кивнула. В этой женщине было нечто пугающее. Как и со Школой, с ней что-то было не так.

5

Взрослые были чем-то напуганы. Матиас понял это по тревожным взглядам, которые мама то и дело бросала на него, разговаривая с учительницей и остальными родителями, будто дергала невидимый поводок, чтобы держать сына при себе даже на расстоянии. Мама качала на руках Маркуса, его новорожденного братика. И хотя тот давно уснул, она так и не положила его в коляску.

В актовом зале школы то и дело раздавался нервный шепот. Яркий свет проекторов высвечивал разноцветные костюмы, брошенные прямо на сцене. Репетицию рождественского представления прервало появление двух мужчин, которых Матиас прежде никогда не встречал. Поговорив с учительницей, они направились к маме Диего, и после короткого разговора та последовала за ними как зомби — бледная и подавленная. Если бы не оклик мамы Матиаса, она так бы и ушла, не вспомнив о сыне. Вернувшись, она попросила Диего вести себя хорошо, слушаться учительницу и оставаться в школе, пока за ним не придет бабушка. Голос ее при этом сильно дрожал.

Матиас нашел Диего взглядом. Тот сидел в зрительном зале, уставившись сквозь оконное стекло на черное небо. С каждым днем темнело все раньше: казалось, ночь отбрасывает свою мрачную тень и на людей. Деревня Травени уже не была прежней. В последние часы ее лихорадило от подозрений, обрушившихся на жителей как снег на голову. С тех пор как пропал отец Диего, страх отравлял даже воздух.

Матиас подошел к приятелю, лицо которого в столпе света со сцены напоминало грустную и немного сердитую луну. Матиас и хотел бы утешить друга, но понимал, что слова тут бессильны.

Отец Диего мертв. Никто еще не произнес этого вслух, но мальчики знали, что так оно и есть. Так знают, что удар непременно попадет в цель; так знают, что поднимается температура, даже когда лоб еще холодный.

Матиас скомкал свой берет на манер мяча и бросил другу. Молниеносным движением Диего поймал его, не отрывая глаз от черного окна.