Цветы над адом

— Колесо открывалось снаружи, — пояснила настоятельница. — Как только младенец оказывался в люльке, колесо поворачивали. Никто не видел, кто подбросил ребенка. Обычно в пеленках оставляли какие-то личные вещи, чтобы по ним можно было опознать младенца и забрать его назад.

Массимо поразила грусть, охватившая его, едва он переступил порог этой комнатки.

— Это «колесо подкидышей» установили во второй половине XVIII века, — продолжала сестра Агата. — С тех пор оно всегда работало, за исключением нескольких лет, когда его закрыли по указу фашистов. В пятидесятых колесо запустили вновь.

— И много было подкидышей?

— Не так много, как в городах, где индустриализация толкала работниц на такой отчаянный шаг. В наших краях женщин вынуждали к этому голод и нищета.

— Когда колесо закрылось?

Настоятельница кивнула в сторону книги, лежавшей на столе.

— Это последний журнал. Там должна быть дата.

Массимо подошел к столу и прочел:

— 18 октября 1972 года. Девочка.

— Ее звали Кларой. Она стала последним подкидышем в стенах нашей обители.

Массимо посмотрел на настоятельницу.

— И что дальше происходило с этими детьми?

— Две недели они находились в монастыре. Кормилица, приходившая из деревни, заботилась о питании, а сестры — обо всем остальном. Две недели мы молились, надеясь, что мать одумается, а потом ребенка передавали на попечение государства и определяли в какой-нибудь приют.

— Как это грустно, — произнес Марини.

— Я бы так не сказала. Эти дети избежали более тяжелой участи. Как видите, инспектор, ребенка, которого вы ищете, здесь никогда не было, а если бы и был, то из этих стен его сразу же передали бы в приют.

Массимо покинул монастырь в Райле в подавленном состоянии. Перед тем как уйти, он задержался, чтобы получше рассмотреть колесо. Над дверцей находилась голова дьявола, высеченная из камня: казалось, злые глазки следят за тобой повсюду, где бы ты ни стоял. Голову с острым подбородком венчали закрученные рога, из разинутой пасти торчали клыки. Эта страшная скульптура была последним предупреждением тем, кто собирался отказаться от ребенка.

«Церковь всегда сурова со всеми, кроме себя самой», — подумал Массимо.

Ему никак не удавалось избавиться от чувства дискомфорта, от которого его слегка подташнивало и сводило желудок.

Мысли о подкидышах взволновали его до глубины души. Тем более что все это происходило в недавнем прошлом.

Величие окружающей природы поразило Массимо с первого дня пребывания в долине. Казалось, это место — нетронутый рай, однако сейчас он понимал, что долина погрязла в постыдных тайнах. То был утраченный Эдем, отравленный тем, что Массимо называл «человеческим присутствием». Как, впрочем, и весь остальной мир. Но жители Травени отказывались смотреть правде в глаза даже наедине с собой. Почему бы не пойти на компромисс с действительностью, несовершенной и заслуживающей прощения? Ведь в этом нет ничего зазорного. Но вместо этого они возвели вокруг себя невидимую стену, отгородившись от тех, кто ставил под сомнение их честность, словно община была единым организмом и гнильца одного бросала тень на остальных. Массимо хотелось втолковать всем и каждому, что таким образом они превращаются в сообщников. Исключений из этого правила практически не было, зачастую требовалось немало времени, чтобы кто-нибудь решился обнародовать свое, отличное от других, мнение.

Но Массимо знал такого человека.

Он вдруг вспомнил о матери Лукаса Эрбана, о том, как отчаянно она защищала своего сына от полиции и от жителей долины.

Последних она обзывала лицемерами, намекнув, что в деревне полным-полно незаконнорожденных детей. Она бросила вызов круговой поруке, господствовавшей в долине.

Массимо снова заглянул в лицо дьяволу. Похоже, тот потешался над ним и его мыслями.

«Нет, дружок, ты смеешься не надо мной, а со мной», — подумал он.

Он решил позвонить комиссару, но ее телефон оказался выключен. В голове у Массимо зрела идея. Мать Эрбана что-то говорила о деревенских тайнах. Так почему бы с ней не побеседовать?

73

На скелете и на тканях жертв, которые Андреас прихватил с собой, Парри обнаружил частички цинковой соли и галенит — сульфиды цинка и свинца. Следы этих веществ присутствовали и на пище, оставленной у ног скелета: ими были перепачканы руки Андреаса.

Карьеры Осван, находившиеся на высоте около тысячи метров над уровнем моря, чуть выше линии Альпийского водораздела, напоминали лунный ландшафт.

Патрульные машины покинули лес и продвигались по дороге, петлявшей среди торчавших из снега каменоломен и оголенной горной породы. Тут и там по обочинам громоздились связки дров и остовы заржавевшей техники, напоминавшие в тусклом свете луны чьи-то останки.

В каменных пещерах находились шахты по добыче цинка и свинца. Галереи, пролегавшие на разных уровнях, чередовались с дренажными туннелями. Кнаус пояснил, что во время Первой и Второй мировых войн по ним перевозили продовольствие и боеприпасы.