Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

С помощью Системы летопись хиппи стала приводиться в порядок. Отдельные истории местных хипповских сообществ постепенно становились частью общей истории. В определенной степени о многих хипповских тусовках, которые существовали до появления Системы, уже забыли, поскольку некому было хранить о них память. В отсутствие доступа в России к архивам КГБ и МВД историки и сами хиппи ничего не знают о тех небольших группах, которые существовали в конце 1960‐х — начале 1970‐х годов и были полностью уничтожены властями. Но даже более крупные сообщества в больших городах, обладавшие хорошими связями, могли запросто исчезнуть из коллективной памяти. Так случилось, например, с киевской группой Олега Чичулина, одной из самых ранних и наиболее активных в Советском Союзе. Ее участники были до такой степени напуганы преследованиями, что исчезли из виду в начале 1970‐х, оставив после себя только редкие фотографии, которые циркулировали в хипповской Системе и оказались в конце концов в Пиплбуке Гены Зайцева. Он так и не смог опознать людей, изображенных на снимках, вспомнил только, из какого они города[422]. Этот пример уже говорит нам о том, что должно было стать главным хипповским оружием в борьбе за свою историю: сохранение общей памяти. Вряд ли Вторая Система применяла это оружие сознательно. Начиная с 1970‐х годов советские хиппи, как и большинство советских граждан, стали в большом количестве фотографировать себя и других. Некоторые из них, например Грег из Львова и Гена Зайцев из Ленинграда, даже приобрели кинокамеры, чтобы запечатлевать свои хипповские приключения. Однако настоящей силой обладала скромная фотография, потому что для ее просмотра, в отличие от кинохроники, не требовалось никакого дополнительного оборудования. Также ее можно было напечатать в нескольких экземплярах, раздать друзьям, поместить с другими фотографиями в альбом, чтобы дать визуальное представление о том, что из себя представляла Система.

Геннадий Зайцев был законодателем моды в этой области. С самого начала он был заядлым коллекционером советской и западной хипповской атрибутики. Его московский друг Эдик Басин привез ему широкоформатный американский альбом с фотографиями членов хипповской коммуны и рок-звезд Калифорнии. Издание прибыло с дипломатической почтой в качестве подарка молодой девушке-хиппи, имя которой со временем забылось. Этот альбом под названием The Peoples Book был придуман Джоном Макклири (John McCleary) из Монтерея (Северная Калифорния)[423]. Джон был, безусловно, не только настоящим хиппи, но и профессиональным фотографом, о чем Гена Зайцев не знал, и в каком-то смысле бизнесменом, что для западных хиппи в общем-то было обычным делом. Книга выглядела так, как будто ее сделали на коленке для хипповских приятелей, хотя на самом деле это был коммерческий продукт издательства Celestial Publishing, и Джон честно говорил о том, что надеялся на ней слегка заработать[424]. Это вовсе не означало, что автор не был искренен, когда писал от руки предисловие к своей книге: «Все герои этой книги прекрасны, и мы все вместе. Кто-то из них мои близкие друзья, а кого-то я видел лишь однажды — через объектив своей камеры. Многих из них я уже никогда в своей жизни не увижу, но все они — моя семья». Но все же достаточно символично, что советские хиппи купились на попытку Джона придать книге некоммерческий вид, тогда как для западных хиппи ее коммерческий характер был очевиден, что не позволяло считать ее настоящим хипповским изделием. (И не заметить этого было невозможно: страница напротив написанного от руки вступления содержала обычное предупреждение о защите авторских прав.) Советские хиппи стали создавать свои собственные Peoples Books, и получается, что они воплотили в жизнь то, что у самого Джона Макклири существовало только на словах: полностью самодельную книгу, созданную самими хиппи и для хиппи, которая распространялась внутри хипповского сообщества и была предназначена для демонстрации хиппи, их жизни и их занятий. Короче говоря, они сделали книгу, которая сохраняла настоящее присутствие хиппи для истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология