Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Ежегодные собрания в Царицыне тоже стали местом столкновения с советской властью. 1 июня 1982 года парк был оцеплен милицией, и в ходе многочасового рейда было задержано двести человек. Была обнаружена листовка с призывом остановить войну в Афганистане, за этим последовал арест ее автора, Юрия Попова (Диверсанта), который два последующих года провел в разных психушках, включая печально известные институт им. Сербского и психиатрическую больницу тюремного типа в Смоленске[480]. Текст, о котором шла речь, был первой попыткой Юры превратить советских хиппи в глобальное движение. Но речь шла не о том, чтобы подражать каким-то загадочным американским хиппи, а о том, чтобы призвать американских единомышленников установить с советской молодежью личные связи в деле борьбы за мир во всем мире[481]. Уже будучи очень нездоровым человеком, Юра Диверсант вернулся в Москву в 1985 году со сломанной психикой, но с непоколебимой решимостью бороться за дело глобального хипповства. С этого времени начались его наиболее плодотворная писательская деятельность и активное международное общение. Встречи в Царицыне продолжаются до сих пор.

Имена людей, которые подписывали обращения Диверсанта к американской молодежи, указывая при этом свой возраст и почтовый адрес, говорят о многом. Почти все они были убежденными последователями Системы, не желавшими — и не имевшими для этого никаких возможностей — делать карьеру в советском обществе, а зарабатывающими себе на жизнь неквалифицированным трудом. После 1971 года советская система дала понять, что быть хиппи и быть при этом полностью интегрированным членом советского общества невозможно. Таким образом, был создан класс профессиональных хиппи — людей, готовых к тому, чтобы пожертвовать преимуществами стабильной советской жизни ради своих собственных небольших уголков свободы и радости. Когда они принимали подобное решение, советский режим терял над ними большую часть своей власти, потому что важным аспектом позднесоветской жизни было стремление предложить людям возможности, которые улучшили бы их жизнь в советских рамках, например хорошую работу, неплохие жилищные условия, некоторую власть и даже материальные стимулы. Как только человек от этого всего отказывался, необходимость быть конформистом теряла свою привлекательность. Конечно, хиппи не любили, когда их арестовывали, снимали у них отпечатки пальцев, заводили на них дела. Но они знали, что у них нет ничего, что государство могло бы забрать. И чем чаще их арестовывали, чем чаще у них снимали отпечатки пальцев и заводили на них дела, тем больше все эти процедуры теряли свое влияние. И тем больше укреплялось чувство «мы против них», которое закаляло людей и помогало в дальнейшем не бояться репрессий. Гена Зайцев вспоминал, как во время своего первого разговора с «милиционерами», оказавшимися сотрудниками КГБ, он дрожал и покрывался потом. А несколько лет спустя, когда его вызвали для разговора в КГБ и сотрудники посоветовали ему внимательно смотреть по сторонам, переходя дорогу, он вышел из комнаты, только пожав плечами[482].

Таким образом, укрепление Системы было, по крайней мере, частичным ответом на усиление преследований и репрессий. Исчезновение большого количества мелких хипповских компаний в начале 1970‐х показало, что выжить можно было исключительно сообща. Хиппи знали, что они не одни, что у них есть единомышленники, и это давало им чувство поддержки, достаточной для того, чтобы противостоять психологическим играм, которые вели с ними КГБ и милиция, а также всеобщей враждебности, с которой они сталкивались в своей повседневной жизни. Только с помощью коллективной мудрости членов сообщества можно было поддерживать образ жизни, так отличавшийся от общепринятого, но который при этом был достаточно приспособлен к советской действительности. Успех Системы во второй половине 1970‐х годов объяснялся тем, что, с одной стороны, она была недостаточно организованна, что позволяло ей ускользать от механизмов советского контроля, с другой стороны, этой организованности хватало для того, чтобы не сломаться при первой же атаке. Вот как Гена Зайцев обрисовал постоянные встречи системы и Системы:

И когда, допустим, задерживали какую-то группу на трассе или в городе, человек десять-пятнадцать, вот идет большая какая-то компания «системных» людей, хиппи, а милиция первым делом спрашивает: «Кто у вас главный?» Дикий хохот! Потому что нет главных! И они не могли понять, что же это такое: нету главных! Нет никакого центра, нет никакой штаб-квартиры. Как с этим бороться?[483]

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное