Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Они устраивали кандидату собеседование, нужно было ответить на ряд вопросов. Один раз я, смеха ради, туда поехал, они жили у метро «Щербаковская». Это был 1973 год. Уже движение хиппи — битников в том виде, в котором я его помню, кончилось. Я почти состриг свои длинные волосы и готовился к поступлению в театральный институт. И вдруг я оказался в квартире, где не было мебели — как у Ятева, на полу лежали одеяла. На стене висела красная фотолампа, на которой зелеными буквами было написано по-английски слово «fuck». Иногда она вспыхивала, а потом снова гасла. И вышел ко мне хозяин квартиры, Саша, такого арийского вида голубоглазый блондин. Жену его я в то время не видел. И стал мне задавать вопросы — просто как на поступлении в институт. Как я отношусь к карьере? Я говорю: «Ну лично я лишен каких-то амбиций. Но то, что другие стремятся к этому, — я считаю, что это вполне естественно. И вообще, нормально, чтобы общество состояло из отдельных ячеек: одни хотят то, другие это, и для всех, допустим, свобода». Я же не знал тогда такое понятие — мультикультурализм. Просто приходилось отталкиваться негативно от советского образа жизни и придумывать что-то противоположное. И чем дальше я говорил — тем лицо становилось все негативнее и мрачнее, и мрачнее. Он говорит: «Вы говорите слова, которые можно прочесть в любой газете». Я счел это оскорблением. Я откланялся — и ушел[670].

Саша Пеннанен не смог вспомнить этот конкретный эпизод, но остался таким же непримиримым в отношении тех, кого он не считал «принадлежащими». В нашей эсэмэс-переписке в феврале 2019 года он объяснил, что быть настоящим хиппи означает обладание некими характеристиками, такими как владение определенным языком и правильные аналитические способности при взаимодействии с официальной культурой: «Хиппи не говорили по-русски, они говорили на сленге. Что? Ты говоришь по-русски, а не на сленге? — Ты не из Системы. Мы — „пипл“. Остальные — контра… [Это те] люди, которые читали первую страницу газеты „Правда“ и не въезжали»[671]. Пеннанен действительно много думал об этом. В одном из наших с ним многочисленных интервью он размышлял о пересечениях советской элиты и Системы хиппи: «Эта [Система] была частью элиты. Но что действительно было важно, так это кто был идиотом, а кто им не был. Ты мог определить это довольно легко. С идиотом разговор заканчивался через пять минут»[672]. Неизвестно, насколько его жена Света, которая была истинным организатором их социальной жизни, разделяла его резкий взгляд на вещи. По крайней мере, в последние годы своей жизни она провела много времени, составляя списки людей из ее хипповского и наркоманского окружения прежних лет в Москве. Эти списки, составленные человеком в терминальной стадии рака, находящимся в изгнании, можно по-разному интерпретировать: и как воспоминания о давно потерянном доме, и как поиск смысла жизни под конец, и как тренировку памяти перед лицом сильной боли — но они также выдают менталитет человека, который думает о социальной среде в терминах категорий и определяет людей по принадлежности к ним[673]. Идея составления списков была одновременно очень советской и очень хипповской.

Светина лучшая подруга Офелия также была известна своими жесткими требованиями по отношению к тем, кто входил в ее ближний круг и кто мог считаться «крутым» хиппи. Некоторые люди не слишком лестно отзывались о том, как Офелия правила в своей компании. Елена Губарева, которую любящая букву Л Офелия окрестила Лой, покинула группу в середине — конце 1970‐х, найдя себе убежище в удаленном монастыре, который часто посещала московская еврейская интеллигенция. В то время Лой была в ужасном состоянии. Беззубая наркоманка, она пила чифирь — крепко заваренный черный чай, который возбуждал и одновременно вызывал сильное привыкание. По ее словам, Офелия «посадила ее на иглу» — в том смысле, что настойчиво предлагала ей попробовать наркотики, что привело к многолетней зависимости. В описании Губаревой группа Офелии выглядит скорее сектой, где все ее личные вещи, включая картины ее матери-художницы, были украдены окружением Офелии, которая сама была «ужас, дьявол»[674]. (Эта картина частично подтверждалась московским хиппи Сашей Ивановым, который знал Лой как друга семьи и снова встретил ее в 1978 году, когда та находилась в посттравматичном стрессе после последнего аборта, похоронив нескольких членов своей семьи[675].) Но вскоре социальное расслоение произошло не только в небольших группах вокруг легендарных персонажей, но и во всем мире советских хиппи. Различие между олдовыми хиппи и так называемыми пионерами, которые присоединились к движению в конце 1970‐х, закрепило внутреннюю иерархию, которая начала складываться еще в ранние годы Системы. От пионеров ожидалось, что они должны проявлять уважение, а то и испытывать благоговейный трепет по отношению к старшим хиппи.