Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

В воспоминаниях Гены Зайцева есть длинный отрывок, который очень тяжело читать: там описывается, как несколько милиционеров-садистов жестоко избивали его и его друзей и, прижимая их к земле, со смехом отрезали им ножом волосы. В итоге три юноши в ужасе бежали из Таллина (между прочим, известного своей толерантностью), объединенные общим страданием перед лицом внешней жестокости и связанные опытом, который надо было пережить, чтобы по-настоящему понять жизнь[665]. Так что логично, а вовсе не парадоксально, что в этих преследованиях тоже был свой кайф. Именно в противостоянии презираемой ими государственной системе это чувство принадлежности легче всего превращалось во вдохновляющий опыт общего кайфа. И советская система вызывала своими регулярными действиями такого рода кайф — когда она разгоняла летние лагеря хиппи, выкидывала их из милицейских машин прямо на дорогу, проводила произвольные аресты и снимала отпечатки пальцев (частое явление в больших и маленьких городах), принудительно проверяла их на венерические заболевания, срывала их концерты, кромсала их джинсы и отрезала им длинные волосы. Все эти эпизоды превращались в так называемые «телеги» — истории, которые циркулировали среди хиппи, и знания, пересказывание и передача которых укрепляли их связь друг с другом. Наряду с появлением чувства несправедливости и травмами происходило укрепление общей идентичности. Система просуществовала так долго прежде всего потому, что обладала, помимо всего прочего, одной важной функцией: она показывала людям, что они не одиноки. Это не только частично нейтрализовало эффект преследования, но также являлось определенным посланием, содержавшим положительный подтекст. Сестра Диверсанта описывала это с точки зрения стороннего наблюдателя: «Они чувствовали враждебность извне, а тут, внутри, у них [был] рай. Они только в этом сообществе могли существовать»[666]. В сообществе преследуемых (реальная степень индивидуальных преследований при этом была не важна) подвиг выживания укреплял чувство принадлежности. И этой принадлежности «потерянные» дети позднего социализма желали больше всего на свете. Как заключила Иванова, именно эта «любовь создавала семью, вот это отношение [друг к другу] давало человеческую любовь. И потом они стали это культивировать».


Ил. 50. Сцена из фильма «Место на земле» (режиссер А. Аристакисян, 2001)


Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное