Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Наркотики были самым прямым, самым быстрым и самым рискованным путем к хипповскому кайфу. В отличие от Запада, где рост популярности и распространения ЛСД среди интеллектуалов (не в последнюю очередь благодаря гарвардским мастер-классам Тимоти Лири) совпал с расцветом движения хиппи, в Советском Союзе сначала возникло желание изменить сознание, а механизмы достижения этого изменения появились уже потом. Иначе говоря, советские хиппи позаимствовали у Запада стремление к расширению сознания через наркотики, но были лишены средств, с помощью которых эти потребности там удовлетворялись. В СССР не было относительно легко доступных ЛСД и других психотропных препаратов, поэтому хиппи приходилось искать другие способы получения схожего эффекта с помощью того, что им было доступно (также они практически ничего не знали об эффекте ЛСД). Так что советская хипповская наркотическая культура была самобытным явлением, а не имитацией наркотической культуры западных хиппи.

При этом советские хиппи вовсе не появились в мире, свободном от наркотиков. В некоторых среднеазиатских и закавказских республиках люди традиционно курили анашу и употребляли разные другие вещества. Злоупотребление морфием и зависимость от него долгое время были серьезной проблемой в СССР, особенно среди ветеранов Великой Отечественной войны. На протяжении 1960‐х комсомол с тревогой докладывал о росте употребления морфия и гашиша среди молодежи, тогда как раньше от этого страдали скорее люди старшего поколения, живущие на восточных и южных окраинах страны, и те, кто получил серьезные ранения во время войны. В 1975 году Московский горком комсомола выпустил специальное руководство для дежурного оперотряда на улице Горького, в котором подробно перечислялись наркотики, с которыми могли столкнуться дружинники: к первой категории относились опиум, морфий и героин; ко второй — гашиш и марихуана (каннабис); к третьей — стимуляторы, вроде полученных химическим способом амфетаминов, которые выпускались под названиями фенамин, фенатин, первитин (в наши дни более известный как «наркотик вермахта»), пиридрол и меридил; в четвертой и последней категории числились барбитураты, передозировка которых приводила к смертельному исходу[724]. Все эти наркотики употребляли не только хиппи. Но хиппи их все перепробовали.

По свидетельствам разных людей, их первое знакомство с наркотиками, преимущественно с морфием, состоялось до того, как они попали в хипповский круг, и вовсе за его пределами. Солист группы «Рубиновая атака» Баски вспоминал, как в 1972 году он через балкон приходил в комнату к своей девушке, отдыхавшей в Клязьминском пансионате, где так называемая передовая (и привилегированная) молодежь любила проводить зимние студенческие каникулы. Однажды он с ней поссорился и решил уйти тем же путем, каким пришел — через балкон, в надежде найти приятелей, которые бы приютили его холодной январской ночью:

И я таким же образом захожу, через балкон, в компанию, а там — большой стол, много народу, только один-двое меня знали, а остальные — незнакомые. А у них стоит одна бутылка и немного еды. И они говорят: «О, Баски, привет, заходи!» Я говорю: «Вот, с дурой своей поругался, иду к друзьям». Они говорят: «Выпей с нами». Думаю — чего тут пить-то… Они мне наливают целый стакан, а я, разгоряченный, спрашиваю: «А какое событие?» Они: «День рождения. Давай, закрывай, только тихо, тут все свои». Тут они достают каждый по шприцу и: «Дорогой Володя, поздравляю с днем рождения!» — и каждый, вместо того чтобы жахнуть водки, себе что-то вколол[725].

О самоуверенной легкости, с которой в городских привилегированных молодежных кругах употребляли морфий, вспоминает Ольга Кузнецова. В шестнадцать лет, еще задолго до попадания в хипповское сообщество, она приехала из Таллина в Ленинград поступать в университет и оказалась в компании так называемой «золотой молодежи». У этих молодых людей было достаточно связей, чтобы добыть себе в большом количестве больничный морфий, и они стремились продемонстрировать свое превосходство путем получения более изощренной разновидности опьянения:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология