Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Когда ЛСД попадал в руки кого-то из советских хиппи, они обычно не понимали, что с ним делать. Ольга Кузнецова и ее друг Чикаго получили ЛСД от приятеля, чей отец руководил химической лабораторией (связанной, скорее всего, с военными):

И он нам приносил ЛСД. Мы это называли «фитюлечка». Фитюлечка в маленькой бумажке, разворачиваешь — и там почти не было видно, какая-то такая пыльца беленькая. И мы приняли по 2,5 кубика — на всякий случай, чтобы вставило нас получше. И ждем, и ждем. И ЖДЕМ! Ничего не происходит. Тогда мы решили еще выпить. И сколько раз там мы выпивали — я не знаю. Нас «вставило» так, что мы «торчали» двое с половиной суток, я вообще не понимаю, как мы остались в своем уме. Мне даже иногда кажется, что как я тогда сошла с ума, так и до сих пор… и вот это все мне только представляется[739].

Азазелло описывал очень похожий опыт. У них с Офелией тоже были знакомые в учреждении (Институте психиатрии), имевшем доступ к ЛСД. Советские психиатры экспериментировали с использованием ЛСД в медицинских целях, правда уже после того, как такие эксперименты были запрещены Никсоном в Соединенных Штатах[740]. Азазелло вспоминал, как его друг в 1980 году, прямо накануне московской Олимпиады, принес им довольно внушительное количество ЛСД — 25 граммов: «И вот мы думаем… а что мы тогда знали? В советское время информации — ноль. И вот мы думаем: и как нам ЛСД разбавлять? У нас почти 25 грамм. Как разбавлять? Все в ванну вылить, потом одну каплю на ведро воды, и потом эту каплю — на сахарок? Или наоборот? Экспериментировали. Кому-то было плохо»[741]. В своих рассказах про наркотики Азазелло довольно быстро уходил от темы ЛСД. Никаких историй про расширяющееся сознание или измененное состояние разума, вместо этого — переход к описанию «польского» героина, который был в то время основным наркотиком в его тусовке. Героин привозили из Львова: «Такой красивый город — и такое говно прислал», — вспоминал Азазелло. «Польский» героин (или «компот») часто описывался как последнее средство для жителей Восточной Европы, которые не могли достать более качественные наркотики[742]. Это был низкосортный опиат, получаемый из маковой соломки, смешанный с разными химикатами и считавшийся «грязным», хотя и сильнодействующим. Именно за ним многие московские хиппи регулярно ездили во Львов. Его употребление не давало кайфа, по крайней мере с первого раза. Азазелло вспоминал, как он буквально их вырубил: «Я первый раз укололся — меня тряхануло, Офелию тряхануло, Яну — подругу Петросяна — тряхануло! А Яна — это что-то особенное, девка с меня почти ростом»[743].

Ил. 56. Коллаж работы Азазелло на тему кайфа и наркотиков. Из архива А. Калабина (Музей Венде, Лос-Анджелес)

Так что в отношении наркотиков советские хиппи предпочитали скорее свои, отечественные вещества. В этом плане они были патриотами. И они также были уверены, что здесь им есть что предложить этим длинноволосым неженкам с Запада, которые время от времени оказывались у них в гостях. Вася Лонг, когда его спросили о циклодоле (торговое название тригексифенидила, применяющегося в основном для лечения паркинсонизма, но в 1960–1970‐е также использовавшегося для лечения шизофрении), ответил с большим энтузиазмом: «Циклодол, ну конечно! Дело в том, что у европейских и американских хиппи было такое экстремальное приключение: приехать в Москву и побыть вместе с советскими хиппи. Было регулярно! И вот они тоже удивлялись „советскому ЛСД“ — циклодолу»[744]. Другим отечественным продуктом, получившим восторженные отзывы, был пятновыводитель латвийского производства Sopals. Он, похоже, был особенно популярен у таллинцев, по крайней мере, и Кест, и Юло Ниинемяги (Ülo Niinemägi) восторженно отзывались о его психоделических свойствах: «сопалский» трип длиной в несколько секунд считался очень «информативным»:

Телепатию на физическом уровне давал «Сопалс» даже вполне обычный, то есть с красными и белыми колпачками [еще были флакончики с прозрачными колпачками] — до такого уровня, когда буквально жопой можно было читать газеты. Например, присел я однажды в котельной на лавочку, накапал платочек, начал дышать и тут чувствую, что задница как-то промокла. Что за дела? Поднимаюсь, смотрю — вроде бы сухо, никакой лужи на лавочке нет, даже наоборот, подложена сухая газета. Присаживаюсь снова, достаю платочек, накапываю и… опять мокро! Что такое? И тут я замечаю заголовок статьи: «Наводнение в Китае». Вот тут-то все и стало ясно: ведь это я сидел именно на этой статье и таким образом почувствовал собственной субстанцией физическое содержание материала сообщения[745].