Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Следовательно, именно социалистический режим сделал возможным расслоение внутри «крутой тусовки». Внутренние законодатели мод работали в условиях внешних ограничений. Крутизна возрастала по мере недоступности, и поэтому самыми крутыми в Москве были люди, которые могли достать наиболее дефицитные товары. Баски, как солист «Рубиновой атаки», находился высоко в рейтинге «крутых» — выше, чем те, которые покупали его поддельные джинсы, даже если они, в свою очередь, обитали в более высоких сферах, чем те, кто носил обычные советские джинсы или кто вовсе их не имел, а ходил в отглаженных брюках со стрелками. И все же Баски следовал внешним нормам, поскольку только «настоящие» западные джинсы подтверждали его статус в мире московского андеграунда. Но он был хиппи, поэтому переделал свои западные джинсы, нарисовав на них цветы и положив заплатки там, где были дырки. Джинсы не должны были выглядеть новыми и уж тем более они не должны были выглядеть, как будто их только что доставили с фабрики — западной или восточной. По мере того как все больше молодых людей в Советском Союзе становились обладателями джинсов — не без помощи находчивых предпринимателей-хиппи, — хипповская тусовка двигалась в сторону новой эстетики. Участники группы «Второе дыхание» — конкуренты «Рубинов» — не покупали свои джинсы на черном рынке. Они отправлялись за ними к метро «Проспект Мира» на хипповский флэт, туда, где Света Маркова по прозвищу Царевна-лягушка держала салон и ателье.

ХИППИ, СОЗДАЮЩИЕ ВЕЩИ

Света и Саша были эпицентром московской «крутости». Именно там создавались «хипповские вещи». Вместо того чтобы приписывать существующим предметам, таким как джинсы Levi’s, контркультурный смысл, советское, в первую очередь московское хипповское сообщество вскоре стало пытаться выразить свои идеи через производимые ими вещи[812]. Это очень соответствовало идеям многих западных хиппи, которые стремились объединить материальные формы и хипповские ценности, но также было созвучно ранним советским революционным идеям, когда художники-конструктивисты намеревались разрушить границы между вещами и людьми и, таким образом, между объектом и субъектом. Данное Кристиной Киер (Christina Kiaer) определение конструктивизма как практики, основанной на убеждении в том, «что субъект формируется в процессе использования объектов в повседневной жизни, а также в процессе создания их сферой производства», подходит и для описания производства хипповских вещей[813]. В действительности в идеях хиппи о производстве и материальной культуре вновь нашла отражение теория социалистических вещей Бориса Арватова, сформулированная им в 1920‐х годах. Тезис о том, что предметы не только должны быть полезными в процессе потребления, но и вносить идеологический вклад в процесс творчества, также находился в центре хипповского производства[814]. Это было еще более верно для производства в системе, где одежда во многом была формой сопротивления. Насколько я могу судить, советские хиппи не знали о радикальном переосмыслении вещей в революционные 1920‐е годы и не отождествляли это с аспектом массового производства и потребления (напротив, уникальность вещей была для них очень важным моментом), но они разделяли конструктивистскую фиксацию на вещах как активных агентах, а не как неживых предметах потребления.