Света Маркова и ее муж Саша Пеннанен считались основной творческой силой столичного хипповского стиля благодаря Светиному швейному мастерству и поддержке ее мужа-архитектора, рисовавшего для нее выкройки. Сами они прекрасно осознавали свою роль законодателей мод на московской хипповской сцене и сознательно обозначали и пересматривали условия принадлежности к сообществу[815]
. Пока Баски и его друзья фальсифицировали джинсы, а Солнце приторговывал западными шмотками (хотя, по свидетельству его младшего брата, даже он научился шить)[816], Света и Саша были готовы экспериментировать с преобразованием и, безусловно, с отказом от готовых западных образцов. В отличие от людей из тусовки Солнца, Света и Саша пришли в хиппи не через подражание легендарным рок-музыкантам. Хотя Саша был серьезным и хорошо осведомленным поклонником рока и занимался со своим другом Виктором Семеновым профессиональной записью музыки и распространением кассет, он всегда больше интересовался экспериментами с модой и предметами, определяющими стиль. В юности Саша считал себя стилягой — как и дизайнер и художник-перформансист Андрис Гринбергс, который был основоположником хипповской моды в Риге. Оба они последовали духу времени и перешли к хипповскому стилю. В своих рассказах они подчеркивали, что прежде всего их привлек эстетизм внешнего вида хиппи[817]. Примечательно, что эти новаторы в сфере вещей инстинктивно увековечили свое личное путешествие к стилю, используя визуальные средства для записи различных этапов. Гринбергс снял несколько фильмов о хеппенингах, которые устраивали он и его друзья-хиппи, уделяя большое внимание стильным атрибутам и одежде. Его первый фильм о собственной свадьбе на пляже Юрмалы содержит сцены обнажения и настоящего секса. Второй фильм, «Автопортрет», демонстрирует, как его самого определяет создаваемая им красивая одежда, в которой Гринбергс появляется в различных сценах — когда на нем или его друзьях действительно хоть что-то надето[818]. Саша и Света также фиксировали свой стиль на тщательно срежиссированных фотографиях, понимая материальную культуру как перформативную. На фотографиях они позируют, играя определенные «роли», выстраивая нарративы, соответствующие их внешнему облику. Они смотрят прямо в камеру, пристально и без улыбок. Они скрывают любые приметы времени и места, играя со зрительским восприятием времени. Они позируют на ступеньках и холмах. Они двигаются так, чтобы подчеркнуть свою «несоветскость».Из того, как Саша сейчас вспоминает их хипповские дни, можно понять, насколько пристальным было их внимание к изображениям. Его устные и письменные воспоминания пестрят «памятными кадрами», вокруг которых закручиваются истории[819]
. Именно это внимание к визуальному и его повествовательной силе позволило им уловить значение хипповской одежды намного раньше и сильнее, чем это сделали юные хиппи, тусившие на улице Горького и ориентировавшиеся на западную моду. Света использовала свою комнату в квартире, где она жила с мамой, в качестве и дневного ателье, и вечернего светского салона, каждую ночь собиравшего несколько десятков богемных молодых людей. Это означало, что как сами физические вещи, так и идеи, которые несла хипповская одежда, стремительно распространялись в сообществе. Это также нарушало все границы между образом жизни, идеологией, материальностью и альтернативной экономикой, превращая всех в равноправных участников создания мира хиппи. По всем свидетельствам, сшитая Светой одежда была достаточно дорогой, чтобы приносить ей хороший доход (среди ее клиентов были не только хиппи, но и некоторые светские фигуры, включая певицу Аллу Пугачеву, а также жены партийной номенклатуры[820]). Интересно, что когда-то у нее была официальная работа в бригаде декораторов окон и витрин — уступка, сделанная советской системой силе капиталистического соблазна потребления[821]. Использование повседневных предметов для создания «витрины магазина» в качестве альтернативы реальности проявлялось и в том, как она обставляла свою квартиру, где все, кроме комнаты ее матери, было «хиппизировано». Пол и стены были выкрашены так, чтобы возникали оптические иллюзии. Вскоре одежда, которую она шила, стала украшением московского андеграунда, отражая его идеи и идеалы. (И поскольку визит в квартиру Марковой редко ограничивался простой примеркой, а мог стать чем угодно, включая праздник свободной любви, память о процессе производства становилась неотъемлемой чертой конкретной вещи.)