Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Надя восхищалась умением подруги жить согласно собственной идеологии. В этом отношении Офелия была солидарна со своими приятелями-мужчинами, которые также считали, что свободная любовь означает свободу от моральных ограничений и идей моногамии. Липницкий вспоминал любовную жизнь ранних хиппи, которая часто проходила на даче его родителей: «Свободная любовь у нас существовала. Хотя каких-то оргий у нас не было. Когда мы, например, приезжали на дачу, человек пятнадцать, все ложились спать, кто с кем, а на другой день могли поменяться парами»[1106]. Петр Мамонов, тогдашний приятель Офелии, якобы заявил, узнав о ее увлечении Солнцем: «Да ради бога, с кем угодно, завтра я, может быть, пойду и найду себе кого-то еще»[1107]. Кинорежиссер Артур Аристакисян в фильме «Место на земле» обращается к теме секса как исцеления и любви как отсутствия собственничества. В фильме есть сцена, в которой девушка-хиппи занимается любовью с бездомным бродягой, утешая его после травмы и сочувствуя его одиночеству. Затем она заявляет, что повторения не будет, иначе «он в нее влюбится. Здесь много девушек», — говорит она и советует щедрее делиться своим телом[1108].

Любовник Офелии Шекспир описывал хипповский промискуитет в менее философских терминах: «Свободная любовь, конечно, была: кто с кем хотел, тот с тем и трахался. Конечно, потом выясняли отношения, потому что все мы люди»[1109]. Порой мужчины страдали от свободной любви, которую их хипповские подруги дарили другим. Идеи моногамии и вечной любви были присущи не только девушкам, но и многим молодым людям. Шекспир очень страдал, когда Офелия бросила его ради Дегтярюка, и даже подозревал, что она просто его использовала ради удобной квартиры на Старом Арбате. Про Сашу Пеннанена, мужа Светы Марковой, тоже говорили как про сторонника свободной любви, который тем не менее страдал от ее последствий; он бы, конечно, поспорил с таким заявлением, но после наших с ним многочисленных разговоров я бы скорее с этим согласилась[1110]. Но ни Шекспир, ни Саша никогда бы не захотели отречься от принципа, согласно которому отсутствие ревности является необходимым условием свободной любви. Я несколько раз брала у них интервью и несколько раз спрашивала каждого об их отношениях с Офелией и Светой Марковой соответственно, и оба настаивали на том, что свобода, которой они хотели, включала свободу их подруг жить в соответствии со своими сексуальными желаниями. Пеннанен называл отношения со Светой «экспериментальным партнерством», призванным преодолеть как временную страсть, так и эмоциональные обязательства. Однако вся его жизнь была и остается посвященной воплощению замыслов и планов Светы, он также ухаживал за ней, когда она находилась на поздних стадиях рака, хотя к тому времени они уже давно развелись. И это несмотря на то, что Света в течение почти десяти лет отказывалась с ним разговаривать, — в виде протеста или наказывая Сашу за то, что он лучше нее адаптировался к жизни в США, теперь уже понять сложно[1111]. Когда Шекспир уехал из Москвы в Израиль в 1973 году, он оставил свою квартиру и всю мебель Офелии — и ее упомянутому новому партнеру Игорю Дегтярюку. Формально все было проделано с той легкостью, которую так приветствовало хипповское сообщество. Но за этим скрывались более сложные чувства. Даже сорок лет спустя Шекспир, вспоминая московские дни, не мог скрыть своей обиды из‐за того, что другой человек так просто взял и занял его место. Его любовь длилась дольше, чем их отношения. Он дважды присылал Офелии — и уже ее следующему партнеру, Азазелло, — приглашение для выездной визы[1112]. И Саша Пеннанен, тоже прячась за стеной равнодушия, нет-нет да и обнажал что-то, что противоречило его вере в «свободную любовь».