Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

В начале 1990‐х вышла нашумевшая книга воспоминаний Марии Арбатовой, в которой она описала, как ее, семнадцатилетнюю, изнасиловали трое мужчин (не хиппи). Из описания следует, что после случившегося она и не подумала обратиться в милицию и не сочла это чем-то уникальным. Таксист, который привез ее и двух насильников в квартиру, проигнорировал ее мольбы о помощи. Узнав уже после, что она несовершеннолетняя, мужчины предложили ей деньги в обмен на молчание, но явно считали, что проблема только в том, что ей нет восемнадцати лет. Она выкинула деньги в окно. Дальше в книге она описала еще одно изнасилование, случившееся с ней в более старшем возрасте. Насильником был известный немолодой представитель богемы, который, несмотря на ее протесты, склонил ее к сексу, надавив на чувство благодарности. Она пишет о том, что лишь немногие ее сверстники и соотечественники квалифицировали бы ситуацию как насилие, но подчеркивает (и это редкость в российском контексте), что именно так она себя тогда чувствовала, — и именно этим оно и являлось[1133]. Эти строки тяжело читать. Арбатова сравнивает жестокий мир позднесоциалистической России с цивилизованным Западом, где насилие преследуется по закону. Но сцены из ее книги очень напоминают случаи с участием Харви Вайнштейна в Нью-Йорке, которые позднее опишет Ронан Фэрроу[1134]. Границы между свободной любовью, промискуитетом и эксплуатацией по-прежнему легко размываются и на Востоке, и на Западе.

Другой запретной темой была, конечно, любовь между людьми одного пола, неважно какого, причем как среди хиппи, так и в советском обществе в целом. По словам одной хиппи, бывшей не последней фигурой в хипповском движении 1980‐х, «лесбиянок в системе не уважали и не поддерживали, вообще среди старой системы очень распространена довольно грубая и жесткая гомофобия, которая отчасти коснулась и меня»[1135]. Нежелание хиппи как-либо обсуждать однополую любовь, трансгендерность или транссексуальность удивляет, если учесть, что хиппи часто одевались и вели себя наперекор гендерным стереотипам. Андрогинность хиппи, как мужчин, так и женщин, рассматривалась прежде всего с точки зрения вызова общепринятым советским нормам, редко подвергая сомнению более глубокие и более широкие установки, касающиеся секса и сексуальности. В то же время существует много свидетельств того, что некоторые мужчины-хиппи любили переодеваться в женскую одежду — «веселья ради», как они говорили. И, учитывая отличные портновские навыки, которыми обладали участники сообщества, они создавали неплохой дрэг. Но даже «обычная» хипповская одежда была вполне гендерно нейтральной: струящиеся силуэты длинных юбок и штанов, длинные распущенные волосы у юношей и девушек. Блузки и рубашки, как и хайратники (повязки на голову), браслеты, сумки и ремни, могли носить и те и другие.

Какое-то время московские хиппи собирались возле фонтана на площади у Большого театра (в советское время — площадь Свердлова), деля это место с гей-сообществом Москвы. «Центровые» хиппи переняли сленговое название этого места — «плешка», место, где знакомятся геи[1136]. Эти две группы на удивление мало пересекались. Но оба сообщества тем не менее взаимодействовали друг с другом, обладали одинаковым чувством юмора — и, конечно, и те и другие ненавидели советскую власть и потребляли много алкоголя. По разным свидетельствам, некоторые хиппи привлекали внимание гейской тусовки, например стройный длинноволосый Азазелло с его андрогинной внешностью пользовался особой популярностью, соответствуя, видимо, их идеалам красоты[1137].

В свою очередь, некоторые хиппи были сильно впечатлены дерзкой смелостью гомосексуального сообщества, в своем нонконформизме рискующего гораздо больше них: за гомосексуальные отношения полагался уголовный срок, тогда как хиппи могли подвергнуться задержанию комсомольским патрулем или милицией и аресту максимум на 15 суток. Саша Бородулин вспоминает легендарного Маму Владу, харизматичного лидера геев: «Мама Влада был у них самый главный. Очень смешной был. Какие-то танцы они там устраивали. У нас такая песня была: „Без женщин жить нельзя на свете, нет!“ — они там вставали, какие-то шарфы надевали, ноги поднимали и кричали: „Без женщин можно жить на свете, да!“»[1138] Такие перформансы не слишком отличались от того, что часто устраивали хиппи, чтобы шокировать прохожих. Но этим отношения хиппи с геями ограничивались, не считая отдельных случаев, например Андриса Гринбергса из Риги, который был открытым бисексуалом.

Ил. 86. Азазелло, чувственный и андрогинный, конец 1970‐х годов. Фото из архива А. Калабина (Музей Венде, Лос-Анджелес)