Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

И конечно, страхи властей вскоре получили свое подтверждение. Они сколько угодно могли объявлять Каланту психически больным, а его поступок — не политической акцией, а проявлением глубокой личной драмы. Однако их опасения, что Каланта представляет более широкие коллективные настроения, вскоре стали реальностью. Многие молодые люди сразу решили, что самосожжение Каланты выражает их собственные тревоги по поводу отсутствия культурных свобод. Когда КГБ запретил жителям города присутствовать на его похоронах 18 мая 1972 года, ситуация вышла из-под контроля. Каунас потрясла демонстрация, в которой участвовало примерно полторы-две тысячи человек: это были преимущественно молодые люди, которые требовали свободы для хиппи, рок-музыки и молодежи как таковой (использовался термин «хиппи», или ilgai plaukai — «длинноволосые люди»)[347]. Власти арестовали 440 человек. При этом, похоже, никто из круга каунасских хиппи на демонстрации не присутствовал, поскольку к тому времени они уже все были так или иначе изолированы. Мало кто из вышедших на улицы лично знал хиппи. Но большинство, если не все, любили музыку, которую государство пыталось запретить, и отдавали предпочтение стилю, который высмеивался государством. Аркадий Винокурас, один из известных хиппи Каунаса (но отсутствовавший в городе в день самосожжения Каланты), за два года до этих событий заявил в разговоре с агентами КГБ:

Я не люблю [советскую] культуру. Там нет свободы. Они не разрешают собираться… «Дайте нам свободу, настоящую свободу собраний, свободу совести, [свободу] слова, свободу музыки. Разрешите заграничным хиппи приезжать к нам, как это разрешено в Польше. Вы ничего не даете нам из этого, так как же мы будем с вами?» Вот это мы обсуждали друг с другом[348].

КГБ упустил тогда из виду, что, даже если в Каунасе всего тридцать человек открыто выражали свои настроения через поведение и манеру одеваться, здесь также жили тысячи тех, кто мыслил так же, хотя и не решался открыто ходить по краю. Безусловно, 18 мая 1972 года разочарование, выплеснувшееся на улицы города, было достаточно сильным, чтобы вызвать эйфорию у молодых людей, которые маршировали, выкрикивали лозунги и снова и снова возвращались на площадь, которая была их местом встречи, а теперь стала местом жертвоприношения.

В официальных отчетах изначально подчеркивался молодежный, а не национальный аспект беспорядков в Каунасе, последовавших за гибелью Каланты[349]. Но город оказался пороховой бочкой, где разные люди с различными требованиями вскоре присоединились к «празднику непослушания», который разворачивался прямо на улицах. И хотя каунасские хиппи были вдалеке от происходившего, прямо в гуще событий вдруг оказались хиппи московские:

И мы оказались в Каунасе в самый разгар событий. Веселье, музыка, гульба, баррикады… Целыми хуторами приезжали националисты — деды, сыновья, внуки, крепкие такие ребятки. Музыка, [играли] на гитарах, оружия [было] очень много — уже в открытую. «Волосатых» тоже много, в основном литовцы, из Прибалтики. Из Белоруссии кто-то был… И много русских. Такой резкий порыв, всплеск. И потом десантная дивизия пошла штурмом, я слышал, как цокают пули… рикошетом. Интересно же было, поэтому мы лезли в самое пекло. Там было много людей с оружием на баррикадах, стреляли. И мне дали подержать автомат, я даже сделал несколько выстрелов[350].

Комсомольские документы свидетельствуют о том, что на улицах города разыгрался настоящий карнавал недовольства, объединивший молодежные и националистические настроения, общую фрустрацию и усталость от латентной социальной агрессии:

В течение 18 и 19 мая в толпе собравшейся молодежи хулиганствующие элементы провоцировали беспорядки — останавливали транспорт, переворачивали скамейки на бульваре, сожгли мотоцикл, в нескольких зданиях выбили стекла, пытались поджечь здание филармонии. Из толпы были выкрики такого содержания — да здравствует молодежь, свободу хиппи, свободу музыке, требуем выпустить отца самоубийцы, свободу молодежи, свободу Литве и т. д.[351]

В последующие дни Каунас как магнит притягивал к себе хиппи из разных мест. Туристы-«революционеры» прибывали из Львова, Москвы, Ленинграда и других советских городов. Алик Олисевич, ожидавший увидеть что-то вроде тихого Амстердама, куда съезжались хиппи со всего мира, был удивлен, обнаружив бурлящий, наполненный боевой энергией город, где шок после демонстрации и самоубийства Каланты вылился в молодежный бунт. Люди делились друг с другом историями о молодежных волнениях по всему социалистическому пространству: в Праге, Москве, Гродно, Львове[352].