Читаем Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй полностью

Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

– Но мне не сравниться талантами с Се Анем,[693] – говорил в ответ Цай. – Вы же, почтеннейший, возвышенны, словно Ван Сичжи.[694]

При свете луны он взял за руки искусниц-певиц и взошел вместе с ними на веранду, восторженный не меньше, чем Лю Чэнь и Жуань Чжао[695] в горах Тяньтайских. Заметив бумагу и тушь, он тотчас же взял кисть и пожелал в стихах запечатлеть нахлынувшие чувства. Симэнь велел Шутуну подать тушь, погуще ее растереть дуаньсийским камнем и достать узорной бумаги. С талантом первого лауреата Империи инспектор Цай едва присел под лампой, и тотчас же заиграла в его руке кисть, из-под которой без единой задержки появлялись драконы и змеи. Вмиг были готовы стихи.

Они гласили:

Со дня последнего свиданьяшесть долгих лун уже уплыли.Бумага с кистью на верандележат и ждут не сей поры ли?Пролился дождь, и в сад блаженствапередо мной врата открылись:Внезапно с дуновеньем ветраволшебницы в цветах явились.Когда роскошный пир в разгаре,то стражи словно бы короче,Когда стихи почти готовы,то и совсем уж дело к ночи.Я уезжаю, но надеждойна встречу сердце лишь и живо.Вот только кто же мне подскажет,когда наступит день счастливый?

Цай велел Шутуну приклеить стихи на стену в память о его приезде.

– А как вас зовут? – обратился инспектор к певицам.

– Меня – Дун Цзяоэр, а ее – Хань Цзиньчуань, – был ответ.

– А как вы прозываетесь? – расспрашивал Цай.

– Мы всего лишь безвестные певицы, – говорила Дун Цзяоэр. – Какие у нас могут быть прозвания?!

– Ну, не скромничайте! – допытывался инспектор.

– Меня называют Яшмовая певица, – сказала, наконец, Хань Цзиньчуань.

– А меня – Фея роз, – отвечала ее подруга.

Цаю это прозвание очень понравилось и запало в память. Он велел Шутуну принести шашечный столик и начал партию с Дун Цзяоэр, а Симэнь с Цзиньчуань поднесли им по золотой чарке вина. Шутун хлопнул в ладоши и запел на мотив «Яшмового ненюфара»:

Ветер восточный,разносится пух тополей.Пряны и сочныростки молодых орхидей.Возле ступенейлианы послушная вязь.Это веселье —весны ароматная власть.Это качелина небе кружатся, смеясь…Путь мой не горексреди наслаждений и снов.Вам винный погребмилей бархатистых цветов?

Инспектор выиграл партию. Дун Цзяоэр выпила чарку и тотчас же поднесла победителю. Хань Цзиньчуань угостила Симэня, и они выпили за компанию. Шутун запел на тот же мотив:

Южные вихри,срываясь, бананы летят.Хлёсткие винана лилиях белых блестят.Танцем желаньязаманит красотка,Как Сяомани[696]нежнейшей чечётка.Чудным дурманомвитая прическа…В эти мгновеньякто сдержит неистовый пыл?Без промедленьялови – не скучай у перил!

Осушив чарки, они снова принялись за игру. Выиграла Дун Цзяоэр и поспешно поднесла Цаю вина. Симэнь выпил с ним за компанию. Шутун запел на тот же мотив:

Западным ветромдушистых кусты хризантем,Плетью победнойвзлетел виноград выше стен.Ищет Ткачихуночной Волопас в поле Млечном,[697]Жалобно, тихострекочет последний кузнечик.На сердце лихо,промокло дождями крылечко…Девица чахнетот помыслов-грёз.Туфельки в пятнахот непросыхающих слез.

– Поздно уж, Сыцюань, – сказал Цай. – Да и выпил я предостаточно.

Они вышли в сад и встали среди цветов. Была середина четвертой луны. На небе показался месяц.

– Рано еще, ваше сиятельство, – говорил Симэнь. – Еще Хань Цзиньчуань вас не угощала.

– В самом деле! Позови-ка ее, – согласился гость. – Надо ж средь цветов чарочку пропустить.

Подошла Хань Цзиньчуань с большим золотым кубком в виде персикового цветка и грациозно поднесла его Цаю, а Дун Цзяоэр угостила фруктами. Шутун хлопнул в ладоши и запел четвертый романс на тот же мотив:

Перейти на страницу: