Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

– Ну, разошелся! – укоряла его Юэнян. – Давай, громи святых, поноси Будду! С чего ж это ей в мир возвращаться, когда она посвятила себя служению Будде и, стало быть, являет добродетель? Ты не представляешь себе, каким подвижничеством отмечены дни ее жизни!

– Да, подвижничеством! – усмехнулся Симэнь. – Спроси лучше, по скольку мужиков она принимает за ночь.

– Ну, довольно пакостей! Я бы тебе тоже сказала! – оборвала его Юэнян и перевела разговор на другую тему. – Так когда ты отправляешь людей в Янчжоу?

– Лайбао только что послан к свату Цяо, – говорил Симэнь. – Он даст пятьсот лянов, и я пятьсот. Двадцатого, в счастливый день, и отправлю.

– А шелковую лавку кому передашь?

– Пусть Бэнь Дичуань пока поторгует.

Юэнян открыла сундук и достала серебро. Его перевешали и передали отъезжающим. Вьюки паковали в крытой галерее. Каждый получил по пять лянов и пошел домой собираться в путь, но не о том пойдет речь.

В крытой галерее появился Ин Боцзюэ.

– Далеко собираешься, брат? – спросил он.

Симэнь рассказал ему о предстоящей поездке Лайбао и Хань Даого в Янчжоу за солью.

– Желаю тебе, брат, всяческой удачи! – подняв руки, воскликнул Боцзюэ. – Барыши будут немалые, а?! Это уж наверняка!

Симэнь предложил ему присаживаться и велел подать чай.

– Ну, а как насчет Ли Чжи с Хуаном Четвертым? – спросил Симэнь. – Скоро у них деньги появятся?

– Да думаю, не позднее этого месяца, – отвечал Боцзюэ. – Они мне вчера вот что сказали: Дунпинское управление заключает контракт на поставку двадцати тысяч коробок благовоний. Просят еще ссудить их пятьюстами лянов, пособить в срочном деле. А как только они выручат деньги, сразу же все, до медяка, вернут.

– Но ты же видишь, – отвечал Симэнь, – я людей в Янчжоу собираю. У меня у самого денег нет. Самому у свата Цяо пятьсот лянов в долг брать пришлось.

– Они меня очень просили с тобой потолковать, – продолжал Боцзюэ. – Ведь с кем дело начал, с тем и до конца доводить надо. Ты отказываешь, к кому же они пойдут?

– Лавочника Сюя Четвертого, что проживает к востоку от городских ворот, знаешь? – спросил Симэнь. – Вот он мне должен. Пусть пятьсот лянов у него и возьмут.

– Ну, вот и прекрасно! – обрадовался Ин.

Пока они говорили, слуга Пинъань подал визитную карточку.

– Ся Шоу от господина Ся передал, – объяснил Пинъань. – Вас, батюшка, завтра к себе приглашают.

Симэнь развернул карточку и стал читать.

– Я ведь пришел еще кое-что тебе сказать, – заговорил опять Ин Боцзюэ. – Про Гуйцзе ничего не слыхал? Она у тебя давно не была!

– Понятия не имею! – сказал Симэнь. – Она у меня с первой луны не появлялась.

– Так вот, ты знаешь Ван Цая, третьего сына полководца Вана? – начал свой рассказ Ин Боцзюэ. – Дело в том, что женат он на племяннице главнокомандующего Лу Хуана из Восточной столицы. Когда молодые поехали поздравить дядюшку с Новым Годом, тот отвалил им в подарок целую тысячу лянов серебра. А эта самая племянница Лу Хуана, представь себе, красавица-картинка. Передай художник хоть частицу ее красоты, от портрета глаз бы не оторвал. Пока ты дома сидишь, старик Сунь, Рябой Чжу и Чжан Сянь Младший целыми днями с Ван Цаем у певиц околачиваются. Ван Цай соблазнил одну молоденькую, зовут Ци Сян, из дома Ци во Втором переулке. Навещал он и Ли Гуйцзе, а когда заложил головные украшения жены, она, обнаружив пропажу, чуть руки на себя не наложила. А тут вскоре наступил день рождения ее столичного дядюшки. Она отправилась в столицу и все ему рассказала. Разгневанный Лу Хуан передал имена дружков главнокомандующему императорской гвардией Чжу Мяню, а тот дал распоряжение в Дунпин арестовать всю компанию. Так что вчера у Ли Гуйцзе забрали старика Суня, Рябого Чжу и Чжан Сяня. Сама Гуйцзе спряталась в соседнем доме, у Чжу Косматого, а нынче говорила, что к тебе пойдет, будет просить заступиться.

– Да они и в первой луне там дневали и ночевали, – говорил Симэнь. – Деньгами, вижу, так и сорят. Спросил, откуда, а Чжу Рябой только смешками отделывается.

– Ну я пошел, – сказал Боцзюэ. – А то Гуйцзе пожалует. Сам с ней говори. А то скажет, я в чужие дела нос сую.

– Да погоди! – не пускал его Симэнь. – Я тебе вот что скажу: Ли Чжи ничего не обещай, слышишь? Я сам долг получу, тогда мы с тобой потолкуем.

– Понятно! – отозвался Боцзюэ и раскланялся.

Только он вышел за ворота, у дома Симэня остановился паланкин. Из него вышла Гуйцзе.

Симэнь велел Чэнь Цзинцзи взять осла и отправляться за серебром к Сюю Четвертому.

В крытой галерее появился Циньтун и передал хозяину приглашение от Юэнян.

– Вас матушка просит, – сказал Циньтун. – Барышня Гуйцзе пожаловала.

Симэнь направился к Юэнян. Гуйцзе была в коричневом платье, без белил и румян. Повязанная белым платком, из-под которого торчали волосы, побледневшая певица отвесила хозяину земной поклон и зарыдала.