Время было неоднозначно, расплывчато: он не знал, когда увидел тот или иной кошмар. Реальности больше не существовало – он не знал, является ли реальностью хоть что-то из того, что с ним происходит. Он мог прожить дни, годы и даже столетия в очередной иллюзии – а затем обнаружить, что прошло всего несколько минут там, в маленькой комнате с магнитными наручниками и неизменной стеной. Близнецы не уставали придумывать все новые сюжеты, подтачивали день за днем его волю и рассудок, и он уже не мог точно сказать, кто из них в действительности был сумасшедшим: Близнецы – или он сам. Легендарные адмиралы-предатели, развалившие Альянс пиратов, иногда казались плодом его собственного воображения: они слишком хорошо знали его разум. Знали каждую его мысль, каждый страх. Они ломали любую его ментальную защиту, сколько бы силы он в нее ни вложил, потому что откуда-то знали все секретные коды, открывавшие его внутренние замки. Они могли перенастраивать его чувствительность, управлять его телом, заставлять его испытывать несуществующие ощущения, а он даже не мог им ничего противопоставить, потому что они занимались этим, наверное, едва ли не всю жизнь. Он сталкивался с такими умельцами впервые. Они читали его как книгу, пока он бродил в их иллюзиях, и он не хотел даже думать о том, что будет, когда эта книга им наскучит.
Однажды, открыв глаза после нормального, естественного сна, он тут же их снова крепко зажмурил: ему не стоило видеть происходящее в кабине. Увиденное отпечаталось в его сознании навеки, будь проклята его абсолютная память: закрытые глаза, переплетенные пальцы рук, приоткрытые губы, белые стройные ноги с красными ногтями на ритмично движущейся узкой спине, бледно-золотые водопады волос, стекающие единым потоком почти до пола. Близнецы Лиланда занимались любовью прямо на панели управления, не заботясь о том, что Лилео, прижатая к консоли, нажимала спиной и локтями на какие-то клавиши, из-за чего на экранах рябили тексты, цифры и видеозаписи. Выражения лиц при этом у обоих были почему-то такие блаженные и умиротворенные, будто они сейчас не предавались запрещенной в десятке крупнейших галактик инцестной страсти, а просто отдыхали после трудового дня, посвященного помощи нуждающимся и сиротам. Сильвенио невольно передернуло от такого сравнения, но глаз он не открыл. Еще какое-то время он слышал их вздохи и тихие стоны, сливающиеся в один, и непроизвольно размышлял о том, что при такой абсолютной ментальной близости, какая наблюдалась у этих двоих, – учитывая, что они заканчивали друг за друга мысли, – в этом случае близость еще и физическая приравнивалась, наверное, к самоудовлетворению.
Сильвенио передернуло снова, и на этот раз его все же заметили. Вздохи вдруг прекратились. Он с холодеющим сердцем услышал их мягкие, плавные шаги, направлявшиеся к нему. Тогда он зажмурился еще крепче и вжался в стену всем телом, как никогда желая уметь сливаться с металлом. Шаги остановились совсем близко.
– Братик, мы такие нецивилизованные. Наш гость, должно быть, чувствует себя ужасно неловко. Как бы нам загладить свою вину?
– Может, нам стоит пригласить его присоединиться, сестренка? Мы уже делали так с другими гостями.
Сильвенио судорожно молился матери Эрлане и всем Богам, в которых верил.
– Но они не были такими симпатичными. Кроме разве что той парочки с Литарки.
– Определенно. И мне по-настоящему нравится его голосок.
Богам, в которых не верил, Сильвенио теперь тоже молился.
– И мы еще не довели дело до конца.
– Ты думаешь, он?…
– Позже. Сейчас я хочу другого.
Сильвенио ничего не понимал, но страх уже цепко перехватил ему горло.
– Да. И рот. Это должен быть его рот.
– Забрал себе лучшее, да? Ну и ладно, пусть у тебя будет рот. А я…
– Ниже? Хорошо. Меняемся потом?
– Меняемся. Да.
Сильвенио ощутил, как его быстро и методично раздевают. Он забился в чужих руках, распахнул глаза и произнес дрожащим голосом:
– Не надо! Пожалуйста! Простите меня! Я не хотел… вас прерывать… я…
Лилео задрала голубое платье, усаживаясь у него на бедрах. Лилей вцепился ему в волосы, заставляя запрокинуть голову, и подвернул повыше свою голубую тунику. Их красные глаза горели любопытством и почти детским весельем.
– Все будет хорошо, – пообещали они хором, сладко улыбаясь.
На этот раз ладонь на его висок положил каждый со своей стороны.
Видимо, на придумывание очередных впечатляющих декораций Близнецы на этот раз решили усилий не тратить – в их состоянии это было, в общем-то, неудивительно. Сильвенио все еще чересчур отчетливо помнил, каким возбуждением от них повеяло, прежде чем он оказался здесь.
«Здесь» было жарко и пусто. Тьма, до того во всех предыдущих кошмарах ползущая за ним по пятам, теперь равнодушно покоилась двумя непроницаемыми стенами по обе стороны от пыльной дороги, простиравшейся от горизонта до горизонта. Точно над дорогой, зависнув навечно в точке полуденного зенита, в сером небе плавилось бледное, будто выгоревшее от собственного жара солнце, поливавшее бесплодную даль липким тяжелым зноем. Дорога в его свете казалась грязно-желтой.